Попсуев дернулся от вопроса, но, похоже, Несмеяна спросила просто так, лишь бы что-то спросить. А это еще хуже, чем подкалывать!
– Читаете? – Сергей взял в руки книжечку. – О, Хименес? – Он процитировал: – Острая, жгучая, злая тоска по всему, что есть.
– Бескрайняя… Бескрайняя, жгучая, злая, – поправила его Несмеяна. – Острая, на перец похоже. К кулинарии ближе проза.
– А вы что же, любите Хименеса?
– А что, нельзя?
«Девушки становятся женщинами не когда лишаются невинности, а когда перестают читать стихи. Или наоборот, когда начинают? В любом случае, поэзия и женщина – единая плоть, бескрайняя, жгучая, злая».
Вспомнился дождливый воскресный день, когда Закиров затащил его на пару часов к Несмеяне на дачу. Облепиха под сыплющим дождем с черным, корявым, причудливо по-восточному изогнутым стволом и мелко-кудрявой светло-зеленой кроной вызвала в душе такой же поэтический образ, как сосна или пальма Лермонтова. Раздвоенный ствол и струящиеся черные ветки, как артерии, вены и капилляры земного сердца жизни…
– Вот читаю, и дождь уже не кажется таким скучным, – произнесла Несмеяна.
– Утром я думал, что вечность это дождь. Нет, это стихи Хименеса.
И снова молчание.
– Я пошел? – сказал Попсуев.
– Идите, – как начальник, произнесла Несмеяна.
– А я только что вспомнил облепиху, что под вашим окном на даче.
– Она красивая, правда? – на мгновение оживилась Несмеяна. – До свидания.
Попсуев с шумом в висках, с шумом в груди, вышел. Казалось, шум шел по всему свету. «Что делать? – думал Сергей. – Почему я такой пень?»
МКК
В начале смены Попсуева вызвал к себе Берендей. В кабинете сидели Свияжский, Несмеяна и приборист цеха. Начальник был непривычно мрачен.
– Я пригласил вас, господа, с тем чтобы сообщить вам пренеприятное известие: к нам прилетела рекламация. Без крылышек. Но размером с ведерную клизму. Поздравляю присутствующих (и себя лично) с личным вкладом в это общее дело. Тринадцатую зарплату придется добровольно отдать в пользу бедных. Завтра с утреца мы с Попсуевым… (да, ты теперь, Сергей Васильевич, не и.о., а полнокровный старший мастер, приказ подписан, с чем и поздравляю, обмыв за тобой)… едем на комбинат, а на той неделе сами встречаем дорогих гостей. Кстати, два дефекта из трех на комбинате поймали на входном контроле, что очень хорошо, а то бы вонь до Америки дошла. Твои проворонили, Несмеяна Павловна. Глаза не кругли, они, они. И знаешь что? Межкристаллитную коррозию! МКК! Вот номера изделий. Кто делал шлифы и смотрел в окуляр – фамилии мне на стол. Пятьдесят микрон пропустили!
– А почему сразу мои? Кто нам протолкнул их? У них, что, своих микроскопов нет?
Попсуев было вскинулся, но Берендей осадил его:
– Гроссмейстер, не лезь поперек дамы.
– Вот от пятого марта распоряжение Рапсодова. – Светланова открыла свой журнал. – «Оборудовать лабораторию ОТК микроскопами с трехсоткратным увеличением, ответственный… Берендей и начальник снабжения»!
– Начальник снабжения и Берендей, – поправил Несмеяну Никита Тарасович. – Он первый.
– Неважно. А теперь крайние мы? Мне писать докладную Рапсодову?
– Не егози, оборудуем. Надавлю на снабжение. Они вечно телятся.
– Другого не могут!
– Так, этим же составом снялись и к главному.
У главного инженера лишнего не говорили. Обсудили командировку Берендея с Попсуевым, подготовку цеха и отделов завода к приезду комиссии. Набросали основные пункты для протокола согласительного совещания на комбинате.
– Всё? – спросил Рапсодов. Обычно этим безответным вопросом он завершал разговор.
– Нет, не всё! – сказала Светланова. – Без трехсоткратных микроскопов МКК не поймаем!
– Несмеяна Павловна, – поморщился главный, – знаю я об этом, знаю! Поставщика прикрыли, а с новым договорились только на следующий квартал.
Глинтвейн генерала Берендея
После парилки Берендей встал на весы и потянул 129 кг, но когда выдохнул, стало 128. Математики не дадут соврать: количество выдохнутого воздуха сравнялось с погрешностью взвешивания. В противном случае надо признать, что с выдохом Никита Тарасович снял с души килограммовую тяжесть, которая уже два дня лежала на ней. Облегченный Берендей подошел к зеркалу и полюбовался собой, похлопывая по тугому животу налитыми, как боксерские перчатки, ладонями. Только в бане можно было увидеть, насколько он могуч. Сергей, сам чрезвычайно сильный и жилистый и немалого роста, около 185 см, рядом с ним выглядел мальчишкой.