Так рассказывала Бахраму китайская царевна, пока он не уснул сладким сном в ее объятиях.
Повесть хорезмийской царевны, рассказанная в Зеленом дворце
Едва наступил понедельник, царь Бахрам поднял очи к бледнеющей на небосклоне Луне, облекся в зеленые одежды и двинулся к изумрудно-зеленому дворцу, словно пророк Хызр*. Там встретила его зеленоглазая пери — хорезмийская царевна, разделила с ним радости и наслаждения, а когда день стал гаснуть и шаху захотелось послушать искусные речи, раскинула перед ним узорчатые шелка повествования, рассыпала по ним самоцветы слов. И рассказ ее был прекрасен и удивителен.
Царевна говорила о Руме, где жил некий муж в расцвете лет — красивый, добронравный и наделенный умом. Звали его Бишр (а это означает «приятный»). Все в нем было прекрасно и соразмерно, он считался украшением своей страны, лишь одного ему недоставало: жены, столь же доброй и достойной.
Однажды Бишр, веселый и беззаботный, прогуливался в городском саду, как вдруг увидел идущую навстречу женщину в белом покрывале, окружавшем ее, словно облако. Он уже почти миновал ее, но порыв ветра откинул покрывало, и из-за облака глянула такая светлая луна, что Бишр был сражен в тот же миг. Ему открылся дивный лик над кипарисом стана, ланиты, алеющие румянцем, и очи, словно степные серны, жемчуг зубов и нежная сладость уст, — никто не мог бы устоять пред такой красотой, будь он хоть закоренелый аскет и женоненавистник, а бедняга Бишр, в сердце которого впился шип любви, громко вскрикнул, чуть не лишившись чувств. Отчаянный крик его испугал красавицу, и она, опустив покрывало, в тот же миг скрылась. Очнулся Бишр — от луноликой нет и следа, убежала да, верно, прихватила с собой его сердце. «Что мне теперь делать, где искать ее? — сказал себе Бишр. — И достойные ли это поиски? Ведь мужу надлежит владеть собой, побеждая страсти. Не лучше ли мне отправиться в святой город Иерусалим, возможно, там обрету я облегчение своим мукам».
Он вернулся домой, быстро собрался в дорогу и двинулся к святым местам, со смятенным духом, страшась самого себя. Долго возносил он молитвы Господу, а потом решил возвратиться в родные места. На обратном пути пристал к нему попутчик, человек по имени Малиха (то есть «горький»). Был он большой брюзга и спорщик, вечно недовольный всем на свете, всегда готовый к хуле и порицанию. Что ни скажет Бишр, Малиха тотчас переиначит, перевернет, да еще и крик поднимет, бранью сыпать начнет. Притязал он на высшую мудрость, воображал себя прозорливцем и пророком, которому открыты суть вещей и судьбы мира. С утра до вечера только и болтал о том, что для него-де нет в мире тайн, всё-то ему ведомо и ясно, такой он совершенный и несравненный. Покажется из-за гор темная туча, Малиха тут же спрашивает со всей строгостью:
— Почему та туча черна, как смола? Ведь облакам присущ белый цвет.
— Такова воля Йездана, — отвечает Бишр. — Господь один знает, что творит, от Него все свойства и качества.
— Это всё отговорки невежественные, — смеется Малиха. — Ребенку ясно, что черные тучи порождены черным дымом, а молочно-белые облака содержат жемчужную влагу.
И так он твердил с высокомерием ученым обо всем, норовил толковать и объяснять по своему убогому разумению любое, что встречалось им по пути, будь то гора или ветер, песок или камень. Бишру это изрядно надоело, он не выдержал и вскричал:
— Не оспоривай воли небес! Лучше бы ты молчал! Человеку не дано понять причин творенья, наша мысль не в силах объять мироздание. Рассуждать о тайнах, сокрытых за завесой земного бытия, значит упорствовать в заблуждениях, обрекать себя на скорую гибель.
Но несмотря на отповедь Бишра, Малиху всё же не покинул дух зазнайства, он продолжал неумолчно болтать и пустословить. А между тем они шли через знойную и бесплодную пустыню, изнемогая от жары и жажды, так что нутро у них совсем иссохло, мозг в голове почти спекся. Наконец достигли они одинокого могучего дерева, широко раскинувшего свои зеленые ветви, и свалились под ним чуть живые. Тут увидели путники, что у корней дерева виднеется устье огромного кувшина, врытого в землю, который был полон чистой воды. Малиха повернулся к Бишру и сказал:
— Ну-ка ответь, неужели этот кувшин зарыл в землю Творец? Почему же крышкой-то не прикрыл?.. И вообще — откуда и зачем взялся этот сосуд посреди пустыни?