— Как хорошо, что я тебя нашел! Караван наш с ценным грузом прибыл к городским воротам, но час был поздний, стражники уже заперли ворота, пришлось оставить груз в загородном караван-сарае. Я оставил там сторожей, отправился за тобой и по пути отыскал тут пролом в городской стене, — если мы воспользуемся им и переправим ночной порой товары в лавку, не придется утром платить пошлину. Давай же поторопимся!
И они осторожно покинули сад, как тени, заспешили по степи под покровом ночной темноты. Приятель быстро шагал впереди, а Махан следовал за ним неотступно, точно пыль из-под пяток. Так шли они долго и Махану вдруг подумалось: «Что это — сон? Или, может быть, я все еще пьян? Мы идем уже несколько часов, а никого и ничего не видно, — где караван, где двор заезжий? Однако друг мой, верно, знает дорогу». И они продолжали торопливый путь, пока не пропел где-то вдалеке первый петух. И тотчас сотоварищ его скрылся из глаз, растаял в воздухе словно дым. Махан в замешательстве остановился и тут почувствовал, что ноги не держат его, так он утомился. Повалился он наземь, где стоял, и погрузился в сон тяжелый, а когда проснулся, голова его прямо раскалилась от полуденного солнечного зноя и сколько он ни искал взором розовых садов или хотя бы кустика жалкого, не увидел ничего кроме песков пустыни да зловещего горного склона, изрытого пещерами, из которых высовывались отвратительные змеи. Хотел Махан бежать прочь — ноги не идут, отяжелели, словно свинцом налились. Кое-как побрел он, а куда неизвестно, не видно дорожных примет, нет проводника… И вот уже снова ночь опускается, страшные призраки витают в темноте. Обессиленный, он упал у входа в какую-то пещеру, дрожа от ужаса, боясь поглядеть вокруг. А когда решился открыть глаза, то увидел проходящих мимо мужчину и женщину, которые тащили на спине вязанки хвороста. Они тоже приметили лежащего на дороге Махана, и мужчина окликнул его:
— Кто ты и откуда, как здесь оказался?
— Зовут меня Маханом, а больше ничего не ведаю, здесь я чужой, и место это мне неизвестно, — ответил юноша и рассказал им, как попал в пустыню.
Мужчина сказал:
— Оставаться здесь нельзя, здесь дивы обитают, а для людей это место опасное.
— Помоги мне, добрый человек, выведи отсюда, — вскричал Махан, — ведь товарищ мой исчез неведомо куда!
— Это был не друг твой, а злой дух, Хаиль-Пустынник, который заманивает беспечных странников в пустыню, а потом пожирает их. Чудом удалось тебе спастись. Но мы тебе поможем, доведем до города, мужайся! Следуй за нами.
И Махан поплелся за ними, еле передвигая ноги, так и шли они до самого рассвета. Но едва показалось на небосводе блистательное светило, доброжелательные спутники растворились под его лучами как бесплотные тени… А Махан опять упал на песок в изнеможении и проспал до полудня. Когда же проснулся он, то обнаружил, что лежит подле склона, который избрали своим обиталищем львы и тигры, чуть ли не в самом их логове. Из последних сил заторопился он подальше оттуда, потащился неведомо куда по пышащей жаром пустыне.
Вновь потемнел купол небес, опустился мрак на землю, и Махан забрался в какую-то яму и забылся сном, проспал до полуночи. Разбудил его топот копыт. Он открыл глаза и увидел всадника, который вскачь приближался к нему на горячем коне, а другого коня вел в поводу. Всадник мигом поравнялся с Маханом и крикнул:
— Кто ты, зачем затаился в яме? Отвечай, а не то снесу голову с плеч!
Объятый страхом, Махан поспешно сказал:
— О благородный витязь, выслушай меня, несчастного!
И он поведал ему обо всем, что с ним случилось. Незнакомец был очень удивлен и озабочен, он молвил:
— Я вознесу за тебя молитву, ибо знай, что ты чудом спасся от двух чудовищ, ведь эта пара были не люди, а злобные гули-людоеды*, которые вели тебя в свое логово, чтобы там растерзать, да не успели до рассвета, когда кончаются их чары. Беги же отсюда, пока жив, воспользуйся моим запасным конем, да смотри, в пути не говори ни слова, только поводья держи и не отставай от меня.
Махан взгромоздился на скакуна, и тот помчался с ним быстрее ветра через ущелья и холмы. Наконец с вершины высокой горы открылась их взорам широкая равнина, в которой, видно, кипело веселье, так как отовсюду раздавались приветственные и радостные клики: «К нам, к нам!» или «Скорей иди, чаша уж налита!» Можно было подумать, что там собралось общество друзей веселых! Но на самом деле в долине той копошились и громоздились черными кучами ужасные, безобразные гули и дивы, отвратительные чудища, одно страшнее другого. Огромные и уродливые, черные, косматые или безволосые, словно пиявки, они то вздымались до самых облаков, то пресмыкались в грязи, показывая звериные рыла, хоботы, рога, размахивая смоляными факелами, изрыгая зловонный дым и пламя. Завидев Махана, они принялись кровожадно вращать глазами, скалить острые клыки, в нетерпении прыгать и приплясывать, сопровождая эти телодвижения угрожающим воем и улюлюканьем. Конь под седлом Махана тоже заскакал, взвился на дыбы, и юноша в ужасе увидел, что у него вдруг выросли черные крылья, а вместо лошадиной морды появились семь жутких драконьих голов. Эта мерзкая скотина принялась извиваться и топотать когтистыми лапами, а Махан на его спине был совершенно беспомощен, словно щепка, уносимая бурным селем, грязевым потоком, низвергающимся с вершины гор. Чудовищный конь подбрасывал его, ловил на лету, издавал грозное ржание и свирепый рык, пока не разверзся алый край небес, точно львиная пасть, и не пришла пора тому порождению ада исчезнуть, скрыться вместе с убегающей тьмой. А Махан рухнул на землю в беспамятстве.