Шаханшах — старинное иранское выражение, образованное еще в те времена, когда грамматика персидского языка была иной. «Шах» означает «царь», множественное число этого слова — «шахан» (шахи, цари); таким образом «шахан + шах» буквально значило «царей царь», но такой порядок слов в современном персидском языке не употребляется, теперь сказали бы «шах = е шахан», то есть выражение сохранилось, а механизм его образования утрачен, забыт, поэтому иногда несведущие люди произносят «шахиншах», что неправильно и бессмысленно.
Шейх — первоначально это слово означало просто «старый», отсюда — «старейшина» племени у арабов, человек не только старый, но и мудрый; в дальнейшем оно стало означать (у арабов и сопредельных народов) уважаемого и авторитетного человека, служить почтительным обращением.
Шербет (точнее шарбат) — питье, прохладительный напиток с фруктовыми или цветочными соками. Слово это происходит от арабского глагола «шараба» («пить») и никакого отношения к известному у нас сладкому изделию «щербет» не имеет.
Шесть сторон — выражение, происходящее из практики средневековых мыслителей, стремившихся обозначить положение тела (объекта) в пространстве: предусматривался «взгляд спереди», «сзади», «справа», «слева», «сверху», «снизу»; в переносном смысле это словосочетание значило «всесторонний взгляд», «постижение всех свойств и качеств».
Шираз — город в Фарсе, южной гористой области Ирана, неподалеку от которого располагались древние столицы и священные центры Персидской державы.
Эйван — крытая терраса, прилегающая к дому или дворцу, часто — во внутреннем дворе; иногда — внутренняя галерея во дворце.
Юсуф Египетский — библейский Иосиф Прекрасный, легенда о котором получила широкое распространение в странах Ближнего Востока. Юсуф выступает в качестве различных образов-символов: с ним традиционно сравнивают невинную жертву людской зависти и коварства, он считается образцом скромности и честности, а также эталоном красоты (как мужчин, так и женщин).
…Да, разная бывает любовь: одна подобна беспечной игре, легка и беззаботна, словно пора юности, другая же любовь не такова — она определена предвечностью, она неотделима от неисчислимых страданий земных, но сулит вечное блаженство за вратами рая. Этой любви нельзя предугадать и превозмочь нельзя, она простирает ветви свои в бессмертие. Вот какая любовь выпала на долю Маджнуна — любовь единственная и единая, опустошительная и плодоносная, истощающая силы, но питающая розовой водой душу…