Дерзкое любовное свидание
Итак, темной ночью, под пеленой дождя, смешанного со снегом, Рамин пробрался на крышу шахской опочивальни. Он был влюблен, а влюбленному все нипочем: холодный снег, устлавший кровлю, казался ему атласным покрывалом, его согревал неугасимый огонь страсти, который не затушить никаким дождем, ведь даже слезы, потоком изливавшиеся из глаз Рамина, хоть и были горячи, не могли исцелить его недуга. Сидя на краю высокой крыши, Рамин говорил про себя: «Ах, любимая, как ты жестока! Ты с сейчас и не вспоминаешь обо мне, нежишься на подушках пуховых, на мехах шелковистых — тут тебе и покрывало горностаевое и одеяло беличье, — а я совсем один, застыл я на этой снеговой подстилке! Ты погрузилась в сладкий сон, а мне слезы не дают глаз сомкнуть, боюсь я лишний раз вздохнуть: постель моя заиндевелая от жара дыхания тотчас растает! О ветер холодный, пожалей хоть ты меня: повей на мою возлюбленную, пробуди ее, донеси мои мольбы и стоны отчаянные! Неужели не найдется у жестокосердой подруги сострадания ко мне?»
Так он взывал, но в душе, без слов, лишь стенания глухие вырывались из его груди. Да только Вис все же услыхала его голос — ведь ее сердце тоже страдало и томилось, расставшись с возлюбленным. В конце концов любовь возобладала над прочими чувствами. Вис позвала кормилицу и послала ее к Рамину. Та поспешила к юноше и вскоре вернулась к госпоже с посланием, которое Рамин передал через нее: «Верно, я надоел тебе, жестокая красавица, ты пресытилась моей любовью? Но я по-прежнему тебя люблю, хоть ты и поступаешь со мной несправедливо: себе ты оставила веселье и негу, а меня ввергла в страдания и тоску! За что ты меня так мучаешь? Ты лишила меня покоя и сна, во тьме ночной я одинок и несчастен, не отнимай же у меня последней надежды, подари мне миг свидания, согрей озябшее сердце!»
От этих слов любовь в груди Вис так и закипела. Она говорит кормилице:
— Мне непременно надо уйти отсюда, встретиться с Рамином! Старик сейчас спит, но что будет, если он вдруг проснется? Мне несдобровать! Однако, кажется, я нашла выход: ложись-ка ты в постель вместо меня. Да повернись к нему спиной! Даже если он пробудится, спьяну и в темноте не разберет, кто рядом с ним на ложе: у тебя тело пышное, мягкое…
Поскорей погасила она светильник, толкнула кормилицу на свое место, а сама побежала к Рамину, кинулась ему на шею с лобзаниями, потом сбросила прямо на мокрую крышу дорогую накидку из лис черных, сверху нежный беличий мех расстелила и притянула к себе любовника, обнялись они как нарцисс и роза и предались любви с такою страстью, что небеса замерли, перестали изливать на землю жемчужины дождя, а звезды толпой выбежали из-за туч, любуясь прелестью молодых влюбленных.
Когда сраженный вином шах пробудился на своем ложе, в спальне было темно, он протянул руку к молодой супруге, но вместо свежего серебристого тополя под рукой оказался высохший тростник! Да разве можно было принять кормилицу за Вис? Легче согбенный лук выдать за стрелу! Как ни стар был Мубад, как ни пьян, но молодое от старого сумел отличить. В ярости подскочил он на постели, схватил старуху за руку словно клещами и завопил:
— Ах ты, злой дух, что ты делаешь в моей опочивальне? На ведьме я, что ли, женился?..
Он кликнул слуг, велел принести свечу, а сам продолжал допытываться у старухи, кто она такая, — в темноте разглядеть лица он не мог. Но слуги крепко спали и не отозвались на его крики, пойманная кормилица тоже молчала как рыба. Зато Рамин на крыше чертога отлично все слышал. К тому времени усталая и счастливая Вис заснула в его объятиях, но сам он не спал, с трепетом и страхом ждал наступления утра, которое разлучит его с возлюбленной, и складывал печальные стихи о том, что лишь во тьме ночной ему блеснуло счастье, словом, вел себя так, как это в обычае у влюбленных. Когда он услыхал гневные вопли шаха, сердце у него так и помертвело. Рамин стал скорее будить Вис:
— Проснись, любимая, беда! Пока ты спала, муж твой пробудился, крик поднял. Так и знал я, что этим дело кончится — теперь придется мне его убить. Ну, да этого я не боюсь, мне его пришибить проще, чем котенка…
Но Вис его удержала, молвила:
— Не горячись, милый, и не спеши, я устрою наши дела по-другому, зачем тебе руку на брата поднимать?