В легенде «Бахрам-Гур и семь красавиц» рассказывается об одном из царей-рыцарей средневекового Ирана, фигура которого окружена множеством таинственных преданий. Считается, что прототипом этой романтической личности послужил реальный царь из династии Сасанидов Варахран V, правивший в Иране в V в. Царь этот, по всей видимости, ничем особо значительным себя не зарекомендовал — с его именем в истории не связаны ни победоносные войны, ни государственные преобразования. Но зато он прославился как несравненный охотник, стрелок из лука, ценитель прекрасного и знаток женщин. Охотничьи подвиги, романтические, а порой и драматические приключения Бахрама, с современной точки зрения, не выходят за пределы «частной жизни», но очевидно, что в средневековом Иране и в сопредельных с ним странах, испытавших сильное влияние персидской культуры, они воспринимались как своего рода предназначение судьбы, а также как эталон рыцарских качеств, и Бахрам*[1] — так стало звучать имя Варахран в более поздние времена — получил прозвание Гур (что значит «онагр» и одновременно «охотник за онаграми») и превратился в истинно романтического героя, щедро наделенного всеми традиционными достоинствами и доблестями средневекового аристократа. Причудливые повороты его жизни, удивительные истории о том, что происходило с ним и его близкими, надеюсь, увлекут и позабавят читателя.
Лейли и Маджнун — имена самой знаменитой в странах Ближнего Востока и Средней Азии пары влюбленных, с которыми связаны самые прекрасные и чистые легенды, повествующие об идеальной любви, о глубоких, искренних чувствах. С древности и до наших дней эти рассказы находят отклик в людских сердцах. Источник сюжета — арабские предания, в основе которых, вероятно, лежит подлинная история любви доисламского поэта Маджнуна (умер в 700 г.) к девушке по имени Лейла, принадлежавшей к другому племени. Бесхитростная повесть о несчастной любви (Лейли выдали замуж за другого, а Маджнун от горя повредился рассудком), первоначально известная лишь в арабской бедуинской среде, обрела широчайшую популярность, когда в XII в. ее обработал в своей поэме великий Низами, ввел в круг персоязычной литературы и фольклора. Именно оттуда этот сюжет впоследствии распространился по всему ближневосточному региону вплоть до Средней Азии и Индии. (Примечательно, что другие герои арабских любовных историй — такие, как бедуинские влюбленные Урва и Афра, Джамиль и Бусейна, Кайс ибн Зарих и Лубна, подобной известности в мусульманских странах не получили.)
Разумеется, приведенными в этой книге легендами иранский романтический эпос отнюдь не исчерпывается, но исчерпать эту огромную, волшебную и живую сокровищницу чудес и чувств вообще едва ли возможно. Здесь публикуются лишь самые-самые известные и любимые сказания, в которых отразилась душа народа, его представления — идеальные и реальные — об окружающей жизни, то есть картина мира, какой она виделась древним и средневековым обитателям тех краев.
Наталия Кондырева
ВИС И РАМИН
Встреча царя Мубада с Шахру на весеннем празднике
Летописцы и хранители преданий рассказывают, что жил в давние времена некий могущественный правитель, властвовавший над другими царями, прославивший свое имя по всей персидской земле, которого звали Мубад. Однажды, когда наступила весна и вся природа радовалась и ликовала, он решил созвать именитых гостей на пир к себе в Мерв*, — ведь весенние празднества издавна были в почете на земле иранской. Разослал гонцов с приглашениями, и собрались к великому шаху цари и князья, знатные люди со всех концов державы: из Хорасана* и Горгана*, из Шираза* и Исфахана*, из горных краев и из степных.
Как уже было сказано, Мубад считал себя старшим над ними, царем царей (а по-персидски это будет «шаханшах»*), властители из других земель, возможно, и не совсем с ним соглашались, но в гости приезжали исправно. Так и в этот раз — съехалась к нему вся знать, цвет общества, родичи и друзья боевые. Среди них были Бахрам и Рухам, Шапур и Гоштасп, Гилу, Виру и, конечно, Зард — брат Мобада и его умелый вазир* (был у Мубада и другой брат, Рамин, но он в ту пору еще пребывал в младенчестве и на празднестве не присутствовал). Прием получился на славу: сам царь Мубад в парадном одеянии, в царском венце, золотом кованом поясе блистал среди вельмож словно ясный месяц, а они вокруг него были подобны ярким звездам небесным. Мубад восседал на троне, перед ним на золоченых табуретах расположились в ряд сановные гости, а за спиной у них встали прекрасные невольницы, которые прислуживали за столом, пели и играли, лаская слух и взоры собравшихся львов-рыцарей. По кругу ходили чаши, полные вина, сверху на пирующих сыпался дождь цветочных лепестков, соловьи из сада вторили голосам придворных певцов своими трелями — никто не скучал за этим роскошным столом, все веселились, наслаждались яствами и хмельным питьем, звон кубков сливался с застольными песнями и приветственными кликами гостей.
1
Звездочкой здесь и далее отмечены слова, объяснения которым даны в Глоссарии в конце книги. —