Эта Зарингис была красавицей из знатного, княжеского рода, но родилась она зловредной и мстительной, как змея, гордыня ей сердце изъела, а зависть уста ядом напоила. Она как-то на пиру увидела Рамина и влюбилась в него, но он на нее и не посмотрел. А когда сбежал Рамин из Горгана и вернулся в Мерв, думая найти там Вис, Зарингис его выследила. Тайными заговорами своими думала она его приворожить, но не смогла, только и удалось ей дознаться, куда направил Рамин стопы свои, где бродил в поисках Вис. Когда же Рамин проник в крепость Эшкафт, колдунья тоже об этом проведала, вся извелась от злобы бессильной. Вот и прибежала она к Мубаду, чтобы глаза ему открыть, про измену жены с братом донести.
Ясное дело, Мубад взъярился так, что и описать невозможно! Вскочил он, потрясая кулаками, велел гонцам скакать ко всем полководцам, снова рать скликать, чтобы немедля двинуться к дальним горам, к крепости Эшкафт. Воины таким решением недовольны были: ведь они только что из похода воротились, а тут опять выступать велят! Но полковые трубы уже завели свою песню, забили барабаны и двинулась громада войск, конные и пешие, обвешанные оружием, не понимая толком, против какого врага они идут, с кем сражаться предстоит. Разговоры недовольные меж бойцами поползли, то шепот, то ропот: «От кого мы Вис защищать должны? От Рамина? Слыханое ли это дело? Или шах собственной супруги боится?»
Но Мубад торопил свое войско, быстрее ветра примчался он к крепости, напустился на Зарда:
— Наказал меня Господь такими братьями! Оба — знатного рода, да не такова их природа! Один — хуже дива злокозненного, а другой — болван вислоухий… Позор мне, что осла стражем при воре подлом поставил! Ты тут снаружи сидишь, сладкие сны глядишь, а Рамин внутри развратничает, кто из вас мне больший враг, не знаю. Ты меня посмешищем для всего света сделал!
Зард так и остолбенел, слова вымолвить не может. А когда вновь обрел дар речи, сказал:
— О государь, ты победителем вернулся с войны, ты, конечно, всегда прав, но я-то в чем виноват? Ты отослал от себя Рамина — откуда мне знать, где он и чем занимается? А в крепость он никак пробраться не мог — разве что птицей оборотился. Ты погляди, ведь повсюду у нас стража стоит, ворота прочные, печати на них ты своей рукой наложил, и они в целости и сохранности, за год запылились только. Разве Рамин волшебник, чтобы проникнуть через запоры эти, через стены высокие? Не верь бессмысленным наветам!
Заспорили братья, в конце концов Мубад вытащил из-за голенища ключи от ворот и крикнул Зарду, чтоб открывал замки, проверят сейчас, на чьей стороне правда. Вот тут-то и услыхала кормилица их голоса и скрежет ключа в замочной скважине. Быстрее ветра понеслась она к Вис, оповестила ее, что прибыл царь царей, взошла звезда погибели. В спешке они ничего другого не успели, кроме как спустить Рамина вниз тем же путем, каким он прибыл в замок, и он в страхе помчался по горам, прыгая с камня на камень словно горный козел. Он рыдал, роптал на злую судьбу, проклинал жестокую разлуку и свой суровый жребий. Слезы кровавым потоком изливались из его глаз, ноги были избиты, изранены острыми камнями, он изнемогал от усталости, но как истинный влюбленный не забывал причитать и жаловаться на расставание с любимой.
А его возлюбленная Вис оказалась в еще худшем положении, попала прямо в пасть дракона! Когда Рамин выскочил из окна, она пришла в такое отчаяние, что совсем разума лишилась: стала царапать ногтями лицо, рвать волосы, громко рыдать, а тряпки с окна убрать позабыла. И когда шах вместе с Зардом ворвался в ее опочивальню, он нашел жену плачущей, с потухшим взором, а вокруг нее — разбросанные одежды и свитую из покрывал веревку. Кормилица спряталась в дальнем уголке, но Вис будто и не замечала мужа — безучастно сидела на полу, вся в пыли и в тоске. Тут-то он на нее и обрушился:
— Отродье дивов! — воскликнул Мубад. — Будь ты трижды проклята! Греха ты не боишься, наказания — тоже, остается мне только убить тебя! Ведь для тебя ничего святого на свете нет, тебя, волчица мерзкая, ни уговоры, ни обеты не остановят. Снаружи ты чиста и совершенна как жемчуг, а нутро у тебя черное, ты погрязла в грехе. Нет больше моего терпения, пусть ты красотой звезды затмеваешь, но коварством змею превосходишь! Не могу я дольше сносить твою измену, ласкового обращения ты не понимаешь, отныне я с тобой по-другому поступать буду: таким мучениям подвергну, что ты позабудешь любовника своего. Не будет тебе прощения и пощады!
И шах схватил жену за длинные косы, поволок по полу, руки ей, бедной, связал за спиной и принялся хлестать плетью по нежному телу, по лицу прекрасному — истерзал в кровь грудь и плечи, побежали из ран потоки кровавые, покрылась белая кожа пятнами багровыми да лиловыми. И старуху няньку тоже не пожалел, жестоко избил за то, что помогла она Рамину. Когда оставил безжалостный шах женщин, они уж полумертвыми были от суровых побоев. Но ему и этого показалось мало: велел бросить несчастных в подземелье холодное, дверь накрепко замкнул и печать свою приложил. Зарда с его караулом от службы отстранил, другого стража назначил, а затем повернул назад, в Мерв.