В столице шаханшах снова воссел на престол, за дела взялся, но душа у него болела: злоба постепенно уходила, ее сменяло раскаяние. Думалось царю: «Зачем я позволил палящему гневу возобладать над собой? Сокрушил я жену, пред всем миром свой позор признал, — кому от этого легче? Да и обошелся я с Вис слишком строго, а ведь я ее люблю… Коли хочешь счастья в любви, надобно быть мягким и терпеливым, ведь наши кумиры-красавицы такие нежные и хрупкие, с ними следует обращаться осторожно!»
Заступничество Шахру и возвращение Вис в Мерв
То, что Мубад возвратился в Мерв один, оставив жену в темнице, конечно стало известно всем при дворе и во всем государстве. Шахру, мать Вис, прослышав о том, бросилась к шаху вся в слезах, задыхаясь от волнения.
— Доченька моя, что с тобой опять приключилось, что с тобой жестокий муж сделал?! — восклицала она. Обратившись к царю, Шахру сурово продолжала: — Зачем ты отнял весну у мира, луну у неба?.. Без нее твой дворец — пустыня темная и мрачная. Верни мне дочь, живую верни, а не то я затоплю тебя потоком слез кровавых, от стенаний моих стены дворцовые рухнут, а ты останешься ничтожным и жалким, никому не нужным, проклинать свой удел!
Внимая плачу седой Шахру, Мубад и сам прослезился, молвил ей:
— Теперь хоть плачь, хоть не плачь — ничего не изменишь. Положил я конец своей любви и надежде, вырвал с корнем прекрасный кипарис, лежит теперь Вис в крови и во прахе…
Ноги Шахру подкосились, она упала наземь, изнемогая от тоски и скорби, сетуя на жестокость судьбы. Но жалуясь на несправедливость небесного свода, Шахру, женщина умная и сильная духом, не переставала упрекать Мубада и грозить ему отмщением за смерть Вис. Она предрекала, что из-за этого убийства начнется смертоносная война: на Хорасан со всех сторон пойдут благородные рыцари, нагрянут всадники лихие, и придется Мубаду своею кровью заплатить за смерть луноликой супруги. А уж как оплакивала она любимую дочь! Камень и тот не выдержал бы, треснул, слезами изошел.
От ее стенаний и стонов в душу царя Мубада закрался страх, он вспомнил, какой доблестный витязь Виру, брат Вис, и испугался еще больше. Стал говорить Шахру:
— Да, признаю, я поступил жестоко, не сдержался… А ты мне — как сестра, Виру же — брат мой, я вас обидеть не хотел! Да и Вис — моя супруга любимая. Она меня, конечно, не любит, но я всё терплю, сношу неверность, так велика моя любовь к ней. Уж как она меня позорила, я тебе и сказать не могу! Скрывал я от вас правду. Да если на то пошло, я и сейчас тебе полной правды не сказал: как бы я мог убить жену, которая мне жизни милей? Ну, поучил немножко… Да я сейчас за ней слугу пошлю в крепость! Видно, такова моя судьба: страдать, гореть и томиться… Не принесла мне счастья Вис, не быть мне отцом наследника, мне и жизнь сама в тягость!
И он тотчас дал наказ Зарду, чтобы тот с отрядом всадников скакал в крепость Эшкафт и привез Вис в столицу.
Через месяц Зард воротился вместе с прекрасной узницей: связана Вис, спутана, словно лань трепетная, вся в ранах от мужниных побоев, но жива!
А Рамин все это время скрывался, прятался от шаха в доме Зарда. И когда Вис доставили в Мерв, Зард принялся умолять шаха, чтобы тот помиловал Рамина, — на радостях Мубад простил молодца, так что демон злобы убрал свой черный лик и расцвела при шахском дворе благосклонность. К Вис вернулась ее красота, жизнь Мубада в сиянии этой светлой луны опять стала сладостной и приятной, он любовался женой как сокол куропаткой, открыв двери щедрых даров и богатых пожалований. Снова начались во дворце пиры и празднества, потекло рекой вино, зазвучали песни и оды — жизнь пошла своим чередом.
Но вот понадобилось однажды Мубаду поехать в Заболь* — и сразу вернулись к нему былые сомнения и подозрения. Приказал он все входы-выходы во дворец закрыть, на все окна решетки навесить, двери железом оковать, замки медные да стальные на них укрепить, а ключи от тех замков он вручил кормилице, сказал ей:
— Известно мне, какая ты обманщица ловкая, ты любого дива перехитришь, я сам не раз от твоего плутовства страдал. Но хоть один раз ты можешь честно государю своему послужить? Вот тебе ключи, храни дворец, поклянись, что никому, кроме меня, их не выдашь, пока я не вернусь, ты никого не впустишь и не выпустишь!