Что сталось бы, если бы он захватил любовников, одному Богу известно. Но Вис издалека заметила свет факелов, растолкала Рамина, велела ему бежать немедленно. Тот послушался, перепрыгнул стену — и был таков. А Вис обратно на траву улеглась, притворилась, что спит. Но Мубад как волк свирепый на нее набросился, осыпал ее упреками и проклятиями.
— Ах ты развратница! — кричал он. — Не успел я из дому отлучиться, как ты кинулась распутничать! А ведь я тебе запретил из дворца выходить, все двери-окна позапирал, — нет, ты все равно щель отыскала, змеей наружу проползла! Невозможно тебя, порожденье дива, удержать, усовестить ничем нельзя! Одно только и остается — жизни тебя лишить, это мне дозволено, смертоубийство за грех не зачтется, ибо ты не человек, а мерзкий гуль*-оборотень. Прямо сейчас и порешу тебя, коли нет другого способа твои мерзкие проделки прекратить. Мой кинжал давно уж крови твоей просит!
И он одной рукой схватил Вис за волосы, а другой стал вытаскивать из ножен смертоносный клинок. Но благородный витязь Зард перехватил его руку, воскликнул:
— Нет, великий государь, остановись, не убивай царицу! Ведь отсеченная голова снова не отрастет, а такой красоты больше во всем мире не найдешь! Потом будешь вспоминать и каяться.
И он принялся уговаривать Мубада повременить, подумать — в чем, собственно, провинилась Вис? Ведь она была в саду одна. Надо расспросить ее, как она там оказалась, а потом уж решать, заслуживает ли она наказания.
Шах уже немного успокоился, он выпустил косы Вис, даже погладил ее по голове, потом взял за руку и повел в опочивальню, стал расспрашивать:
— Объясни ты мне, ради Господа, как ты в саду очутилась? Ведь ты не птица, не зверь, не ветер вольный, каким образом ты перебралась сюда из спальни?
Бесстрашная Вис отвечала мужу:
— Господь мне помог! Божья милость всегда со мной, а особенно, когда ты меня неволишь и тиранишь, когда смертью мне грозишь, руку на меня подымаешь. Это ты Бога забыл, а я помню, что ты — ненавистник мой, а Он — покровитель и защитник, ты — Царь, а Он — владыка и властелин. Вот и нынче жаловалась я Господу на твои притеснения жестокие, плакала и рыдала, пока не забылась сном. И явился ко мне во сне ангел светлый, прекрасный и юный, поднял он меня с ложа слез, вынес в цветник благоуханный и в объятия заключил. А когда я очнулась от дивного сна, то словно в ад попала, — накинулся ты на меня как лев рыкающий, стал мечом да кинжалом грозить. Хочешь верь, хочешь не верь, но только во сне посетил меня посланец Божий!
И опять шах Мубад поверил Вис. Он щедро одарил ее и кормилицу, дорогих нарядов и каменьев самоцветных без счета им дал, словом, сменил гнев на милость. И пошел во дворце пир на весь мир — так уж устроено сердце человеческое, не желает оно извлекать уроки ни из дурного, ни из хорошего, не хочет прошлого ворошить, норовит сегодняшним днем прожить.
Ссора братьев на пиру и попытки Рамина найти выход
А тем временем весна вступила в свои права и стал Хорасан подобен райским садам. Степь сплошь покрылась ковром из цветов, цветники украсились прелестными девушками, вышедшими на прогулку, деревья заблистали свежей листвой, ветерок наполнился чудными ароматами, на лужайках запели соловьи, фиалки скромно опустили очи долу, тюльпаны подняли свои чаши с рубиновым вином, словом, весь мир преисполнился радости и ликования.
Шаханшах со своей луноликой супругой тоже вышли из дворца, воссели на престол в саду: по правую руку от них — благородный Виру, по левую — сиятельная Шахру, а напротив — Рамин и рядом с ним придворный певец, знаменитый Гусан. Он услаждал слух пирующих своими пленительными песнями, завораживал душу дивными мелодиями, пел про любовь, про радость и печаль. Но вот ударил Гусан по струнам и завел новую песню. А он был большой мастер, славился тем, что умел не только стих певучий сложить, но и тайный смысл в него вложить, так, чтобы не напрямик, а искусно и неприметно вплести между строк свою нить золотую, что к разгадке приведет. На этот раз намекал он на Вис и Рамина, а звучала песня так: