— Успокойся, жизнь моя! — говорит ей Рамин. — Да пусть хоть луна с небес сойдет, солнечным венцом украсится и начнет вокруг меня выплясывать, речами сладостными привлекать, прелестями своими соблазнять, привораживать, — клянусь, что буду любить только тебя, что ты одна мне любезна и желанна, а все иные красавицы на земле для меня как ведьмы страшные!
И они обнялись в последний раз, осыпая друг друга жгучими поцелуями, обливая горькими слезами, и расстались, пролегла меж ними разлука, словно море необъятное, словно ад пылающий. Наутро Рамин поднялся в седло, а Вис опустилась в пучину отчаяния, горе согнуло ее, она рыдала и причитала:
— Ох, тяжко мне! А ведь это только начало и до часа свидания еще далеко… Я во дворце своем и на престоле — как в темнице, горю я, как в адском пламени, из глаз моих потоки слез льются, никак их не выплачу… Пусть враги мои такую участь испытают!
Да, такова уж доля разлученных сердец: стократно мучаются они и не знают ни на миг покоя, ибо покой и любовь две вещи несовместные.
Рамин влюбляется в Голь и женится на ней
Рамин теперь стал правителем целого края, много у него нашлось важных дел и занятий, но тоска по Вис снедала его, он чувствовал себя рыбой, вытащенной из воды, трепыхающейся на песке. Однако же следил за справедливостью и честным ведением дел в своих землях, благоустраивал села и города, объезжал ближние и дальние области, наблюдая за порядком и творя добро. В одном краю он задавал пиры, в другом щедро раздавал дары, в третьем примирял между собой львов и ланей, а там, где надобно было, становился во главе грозной рати. И повсюду распространилось довольство и благоденствие, люди позабыли взаимные обиды, споры и распри, зажили мирно и радостно.
И вот однажды сиятельный Рамин с пышной свитой вступил в Гураб — изобильный и гостеприимный край, который славился отменными охотничьими угодьями. Вся местная знать вышла ему навстречу, почет шахскому наместнику оказали, великолепный пир устроили. До глубокой ночи веселились вельможи на том пиру, а рано утром выехали в степь — разогреть кровь охотой, погулять на приволье, насладиться вином средь лугов и кущ древесных. И на другой день продолжалась охота, и на третий, да только Рамину все равно было невесело, тоска его сердце терзала. К концу дня возвращались они с ловли диких зверей, Рамин ехал впереди, и вдруг показалось ему, будто солнце на западе взошло, все вокруг осветило! Это появилась пред ним изумительной красоты девушка, подобная весеннему дню.
Юная красавица была наделена такой прелестью, которая способна исцелить сердца страждущих, унести прочь все печали. Она была просто царицей державы красоты! Судите сами: ланиты ее были подобны цветущему саду, такие же белые и розовые, такие же сладостные, как цветочный нектар. Их окружали изящные завитки густых темных локонов, казалось, таивших в себе опасную магию и волшебство… Но алые уста обещали исцелить того, кто пострадает от этих чар, живой водой поцелуя, они чуть приоткрывали в нежной улыбке жемчужный ряд зубов. Нет, не то я говорю! Надо бы сказать, что нежные губы ее сулили сладость меда и пьяную крепость вина, что стрелы ресниц над звездами очей разили без промаха, что стан был стройнее тополя, прямее самшита, что косы змеями бежали по серебряной груди и спадали до самой земли, что вся она была как розовый рассвет и как полная луна, как сияющее сокровище и как пресветлое солнце, но словами все равно не выразить, сколь пригожа и пленительна была дева, явившаяся взорам Рамина.
Молодой богатырь, увидев ее, глазам своим не поверил: уж не кипарис ли это ожил, уж не заря ли утренняя нежданно на землю сошла? Быть может, это одушевленный кумир из сонма индийских божеств или это светило небесное? Охватил его трепет, ноги его ослабели, губы задрожали, а про себя он говорил: «Неужели я вдруг очутился в райских кущах, а это — гурия, вышедшая мне навстречу? А может, это идол из храма весны? Или то луна с небес низошла? Нет, за луною шествовали бы звезды, а за этой высокородной девой следуют служанки…»
Пока Рамин так размышлял, красавица приблизилась к нему и дружески обняла, словно они были давно знакомы. Она молвила:
— О сиятельный повелитель, день угасает, спустись со своих высот и озари светом наш кров, ты будешь желанным гостем! Я налью тебе душистого вина, зажигающего огонь в крови, принесу благоуханные цветы, поставлю на стол изысканные яства: радушие и гостеприимство — закон в наших краях, мы тебя примем с дорогой душой!