Кивнув, Колин взглянул на окно. Была глубокая ночь. Скоро он сможет выйти и взяться за тайное расследование, он должен найти Картленда раньше, чем кто-то другой найдет его.
Но сначала надо отдохнуть.
– Я посплю немного, а затем отправлюсь, посмотрим, что я смогу узнать. Не сомневаюсь, найдется кто-нибудь с длинным языком. Только бы мне найти его.
– Может, вам следует связаться с тем человеком, на которого вы здесь работали? – осторожно посоветовал Жак. – С тем самым, кому подчиняется Куинн.
Колин никогда не видел лорда Эддингтона, никогда не разговаривал и не переписывался с ним. Все проходило через руки Куинна, и, насколько Колину было известно, Эддингтон не знал имена людей, работавших под руководством Куинна. Нет никакого способа доказать, что Колин был доверенным человеком.
– Нет. Это невозможно, – мрачно сказал он. – Мы не знаем друг друга.
Француз заморгал, настолько ошеломленный этой новостью, что невольно перешел на родной язык:
– Vraiment?
– Именно.
– Ну, тогда… этот план действий исключается.
– Да. К сожалению. – Колин встал. – Мы еще поговорим, когда я проснусь.
Жак кивнул и подождал, пока Колин не покинул комнату. Потом подошел к столу, выдвинул ящик и вынул белую полумаску.
Колин не собирался посещать балы или маскарады, и то, что он хранил маску, свидетельствовало лишь о его сентиментальных воспоминаниях. Жак наблюдал за ним и мисс Бенбридж и понимал, как много значит для Колина эта девушка.
Поэтому Жак, когда сможет, будет следить за ней и по мере возможности охранять. Если Бог будет милостив, Жак выполнит это задание, Картленд получит по заслугам, а Колин вернет любимую девушку.
В детстве Амелия научилась общаться с великанами.
Конечно, тогда они существовали только в ее воображении. Стоявший перед ней человек был вполне реальным, но она знала, что он принадлежит к тем же великанам, которые жили в ее воображении, – под грубой устрашающей внешностью скрывалась нежная и добрая душа.
– Это вымогательство! – воскликнул возвышавшийся над ней Тим.
Амелия потерла шею, чтобы ослабить боль: глядя на него, она слишком сильно запрокинула голову.
– Нет, – возразила она. – Это не вымогательство. При вымогательстве у человека нет выбора. А я предлагаю тебе выбор.
– Не нравятся мне эти ваши выборы. – Он скрестил огромные руки на выпуклой, как бочонок, груди.
– Понимаю. Меня они тоже не очень интересуют.
Она направилась к ближайшему креслу под окном.
Верхняя семейная гостиная была полна людей, все они служили у Сент-Джона. Одни играли в карты, другие разговаривали и громко смеялись, а некоторые дремали, сидя в креслах, уставшие от целого дня беготни с поручениями.
– Для всех было бы намного проще, если бы этот человек прямо заявил о своих намерениях. – Амелия расправила юбки из желтой переливчатой шелковой тафты и устроилась поудобнее, насколько это позволял вечерний туалет. – Но он не сделал этого, и нам остается только догадываться. А я не умею догадываться, Тим. У меня не хватает терпения.
Глядя на Тима из-под ресниц, она мило улыбнулась.
Он засопел и нахмурился:
– Разве вам больше не о чем беспокоиться? Свадебные платья? Списки гостей?
– Нет. Правда нет.
Она должна бы увлечься приготовлениями к предстоящей свадьбе. С утра и до ночи у нее не должно оставаться времени ни на что другое. В этом сезоне это был самый ожидаемый брак, и если бы Амелия вела себя умно, то это могло бы стать прекрасным началом ее новой жизни в роли маркизы.
Вместо этого она была поглощена мыслями о своем воздыхателе в маске. Когда что-то интересовало ее, Амелия становилась упрямой, она убеждала себя, что если бы только могла понять мотивы поведения этого человека, то спокойно сосредоточилась бы на более насущных делах.
Это предсвадебное волнение. Ей не хватало одной, последней дерзкой выходки. Прощального детского каприза.
Она покачала головой. Существовала сотня объяснений, почему ее так смущала маска Монтойи. Но причина, заставлявшая его скрывать свое имя, была непонятна.
– Ну уж нет, никаких поисков, – проворчал Тим. – Пока я охраняю вас.
– Прекрасно, – согласилась она. – Просто скажите мне, когда найдете его.
– Нет. – Тим сжал губы в ответ на такую настойчивость, в выражении его лица было скорее желание огрызнуться, а не укусить. В этот вечер на нем были зеленые шерстяные штаны и черный жилет, обшитый зеленой тесьмой. Амелия никогда раньше не видела на нем такой пестрой одежды. Жесткие седые волосы были забраны в косицу, а борода в стиле Ван Дейка была аккуратно подстрижена.
Амелия была в восторге от его стараний, зная, что он сделал это только из-за симпатии к ней. Он хотел, чтобы, приехав в его сопровождении сегодня вечером на бал у Ротшильда, она могла бы гордиться своим спутником. Конечно, его не будет среди гостей, он будет лишь наблюдать за ней со стороны, но все равно он потрудился над своим внешним видом.
И она гордилась им.
– Ладно. – Она преувеличенно печально вздохнула. – Я сама буду искать его и потащу тебя за собой, раз уж ты хочешь быть моей нянькой.
Тим что-то прорычал, и несколько голов повернулись в их сторону.
– Хорошо, – сердито сказал он. – Я скажу вам когда, но не где и не как. Вам следует забыть об этом человеке. Больше он не будет беспокоить вас, это я вам обещаю.
– Прекрасно. – Она похлопала по креслу рядом с собой и воздержалась от дальнейшего обсуждения этого дела. Она увидится с Монтойей, наедине. Схватит его Сент-Джон или не доберется до него, она должна найти таинственного графа. Что-то внутри ее не позволяло отказаться от поисков. – Иди сюда и расскажи мне о Саре. Ты скоро женишься на ней?
Пол задрожал под тяжелыми шагами Тима, а когда он сел, кресло издало протестующий скрип. Амелия улыбнулась:
– Твоя мать была крепкой женщиной?
Его ответная улыбка была заразительной.
– Нет, она была маленькой, и я был тогда маленьким.
Она засмеялась, он покраснел, и она заговорила о другом:
– А Сара?..
Сара была давнишней камеристкой Марии, она умела сохранять тайны и преданность. Тим много лет был неравнодушен к Саре и все же не спешил вести ее к алтарю.
– Она не хочет выходить за меня, – угрюмо ответил он.
Амелия удивилась:
– Почему же?
– Она говорит, моя работа слишком опасна. Она не хочет оставаться вдовой. Очень тяжело.
– О. – Она нахмурилась. – Честно говоря, я этого не понимаю. Любовь – слишком дорогая вещь, чтобы отказываться от нее. Ждать подходящего времени, подходящего места… Такой момент может не наступить, и вы будете жалеть о том, что упустили то маленькое счастье, которое было у вас в руках.
Тим смотрел на нее удивленно.
– Не отмахивайся от моих слов только потому, что я молода, – предупредила она.
– Но жизнь обошлась с вами сурово.
– Она научила меня сдержанности, самоограничению, она не позволяла иметь то, чего я хотела.
– Большая разница смотреть на что-то через стекло или иметь что-то и потерять. – Его глаза светились добротой. – Перестаньте тосковать по своему конюху. Граф – хороший человек и смотрит на это сквозь пальцы. – Тим обвел быстрым жестом всю комнату.
Амелия вздохнула:
– Я знаю. И люблю его. Но это совсем другое.
– Если бы цыган был жив, то вы, став взрослой, разочаровались бы в нем.
– Я так не думаю, – возразила она, перед собой она видела Колина, он смеялся, и его глаза блестели от радости и любви. А вот он разгоряченный, пылающий от страсти. Они всего лишь целовались, но между ними была страсть. Желание. Ощущение, что это чувство станет ослепительно ярким и этот свет погубит их.
Ощущение… предвкушение… Неудовлетворенность. Нераскрытость.
Так было, пока Монтойя не поцеловал ее.
В тот момент ощущение страсти вернулось к Амелии. Всего лишь на мгновение, но этого было достаточно, чтобы пробудить чувства, долго спавшие в ней. Вот этого она не могла объяснить. Ни кому-либо, ни себе самой. Она гадала, что же общего в этих двух случаях. Страшно было подумать, что ее привлекало запретное. Привлекало то, чего она не могла получить. То, что ей не позволялось.