Она так долго жаждала услышать эти слова из его уст, но теперь они, произнесенные слишком поздно, почти ничего не значили.
Глава 13
Карета въехала во двор гостиницы, указанной посланными вперед верховыми, и Мария взяла шляпку и перчатки, готовясь выйти из кареты.
– Я не видел тебя такой встревоженной, – заметил Кристофер, взгляд из-под тяжелых век придавал ему сонный вид. Мария слишком хорошо знала мужа, чтобы верить этому.
– Я рада, что мы нашли ее и что у нее хватило ума потащить за собой Тима, но еще остается разобраться с Монтойей и Уэром. – Мария вздохнула. – Какой бы несчастливой ни была моя молодость, я благодарна, что была слишком занята, чтобы позволить себе так безрассудно влюбиться.
– Ты ждала меня, – сказал Кристофер, беря ее руку и целуя, прежде чем Мария натянула перчатку.
Мария тронула его щеку и улыбнулась:
– Тебя стоило подождать.
Карета остановилась, и Кристофер спрыгнул на землю. Он помог Марии спуститься, и она сказала:
– Меня удивляет, что Тим не вышел встретить нас.
– Меня тоже, – признался он и обратился к кучеру: – Пьетро, поставь лошадей и достань саквояж мисс Бенбридж.
Пьетро кивнул и направил карету к конюшне, находившейся в нескольких ярдах от дома.
– Ты обо всем подумал, – похвалила Мария мужа, беря его под руку.
– Нет, я думаю о тебе, – поправил он, глядя на Марию с той трогательной заботой, которая много лет назад покорила ее.
Они подождали Саймона и мадемуазель Руссо и все вместе вошли в тихую гостиницу.
– Я пойду узнаю, где Тим, – сказал Кристофер и подошел к конторке. Спустя минуту он жестом подозвал одного из лакеев, остававшихся с Марией, и куда-то последовал за хозяином гостиницы.
– Что происходит? – поинтересовалась мадемуазель Руссо.
– Давайте закажем что-нибудь поесть, – сказал Саймон. – Я умираю с голоду.
– Ты все время умираешь с голоду, – проворчала она.
– Мне требуется много энергии, чтобы терпеть ваше общество, мадемуазель, – сердито объяснил он.
Пикирующаяся пара ушла, оставив Марию и лакея в ожидании. Мария нахмурилась при появлении Кристофера, за которым шел Тим.
Она заметила мрачное выражение на лице Тима и пошла им навстречу.
– Где Амелия?
– Очевидно, – протянул Кристофер, – ее призрачный поклонник решил сбросить маску.
– О… – Она взглянула на Тима, у которого был страдальческий и разгневанный вид. – В чём дело?
– Они разговаривают в отдельной столовой, – объяснил Кристофер, – при открытой двери, ради приличия. Судя по доносящимся звукам, графу приходится нелегко.
– Почему?
– Когда он обратился ко мне, – ответил Тим, – я подумал, что его лицо мне знакомо, но не мог вспомнить, на кого он похож. Меня осенило, когда я услышал их разговор.
– И что же тебя осенило? – спросила она, переводя взгляд с одного на другого. – Кто он? Мы его знаем?
– Помните картинки, которые я рисовал для вас в Брайтоне? – спросил Тим, напоминая о временах ее романа с Кристофером. После неудачной попытки вернуть Амелию Тим прибег к своей великолепной памяти и вспомнил о своем таланте рисовальщика, он тогда рисовал портреты слуг, к которым была привязана Амелия.
Кивнув, Мария вспомнила потрясающе красивые рисунки:
– Да, конечно.
– Человек, с которым она разговаривает, один из них.
Сосредоточившись, она пыталась вспомнить. Там были портреты Амелии и Пьетро, а также гувернантки и молодого конюха…
– Этого не может быть, – сказала она, качая головой. – На портрете был Колин, мальчик, который погиб, пытаясь спасти Амелию.
– Племянник Пьетро, не так ли? – приподняв бровь, спросил Кристофер. – Если есть сомнения, я уверен, Пьетро поможет нам развеять их.
– Черт побери! – вырвалось у нее. Развернувшись, она поискала глазами Саймона, обнаружила его сидящим в кресле и решительно направилась к нему.
Его синие глаза радостно вспыхнули, затем настороженно прищурились. Улыбка, появившаяся на его чувственных губах, исчезла, и лицо выразило покорность судьбе. Тогда Мария поняла, что это правда, и ее сердце сжалось, она догадывалась, какую муку должна сейчас испытывать ее сестра.
– Кончайте с этим! – распорядилась она, когда Саймон встал перед ней.
Он кивнул и выдвинул стул.
– Вы могли бы посидеть, – устало предложил он. – Это займет некоторое время.
– Отпусти меня, Колин.
Только усилием воли Амелия сдержала рыдание. Ощущение его большого мощного тела, с такой страстью прижатого к ее спине, и успокаивало, и вызывало боль. Нервы были напряжены; чувства метались между безумной бурной радостью и обреченностью, слишком похожей на ту, которую она испытывала от пренебрежительного отношения ее отца.
– Не могу, – сказал он, прижимаясь горячей щекой к ее щеке. – Я боюсь, что если отпущу тебя, ты покинешь меня.
– Я хочу покинуть тебя, – прошептала она, – как ты покинул меня.
– Это был единственный шанс, позволявший мне получить тебя. Как ты не понимаешь? – В его голосе слышалась настойчивая мольба. – Если бы я не уехал и не стал богатым, ты бы никогда не могла быть моей, а этого я не мог вынести, Амелия. Ради тебя я сделал бы все, даже на время отказался бы от тебя.
Она вырывалась из его объятий. С каждым вдохом Амелия впитывала его запах, запах, пробуждавший в ее теле воспоминания о страстной ночи. Это было невыносимой мукой.
– Отпусти меня.
– Обещай остаться и выслушать меня. Амелия кивнула, понимая, что у нее нет выбора.
Она понимала, что они должны найти какое-то завершение отношений, чтобы дальше пойти каждый своей дорогой.
Глядя на него с гордо поднятой головой, она пыталась казаться равнодушной вопреки слезам, которые не могла остановить. Колин же не пытался скрывать свои страдания. Его красивое лицо исказилось от мучительных чувств.
– Я, может быть, отнеслась бы к этому по-другому, – безжизненно сказала она, – если бы ты рассказал мне о своем желании создать новую жизнь, если бы ты сделал меня сообщницей в своих планах, а не исключил меня из них.
– Будь честной, Амелия. – Он заложил руки за спину, как будто хотел удержаться и не прикасаться к ней. – Ты бы никогда не отпустила меня, и если бы ты попросила меня остаться, у меня не хватило бы сил отказать тебе.
– А почему ты не мог остаться?
– Как я мог содержать тебя на ничтожное жалованье слуги? Как я мог дать тебе весь мир, когда у меня не было ничего?
– Я могла бы вынести любую жизнь, только бы делить ее с тобой!
– А как же ночи? – возразил он. – Чувствовала ли бы ты себя так же, если бы дрожала от холода, потому что нам приходилось бы экономить уголь? А как же дни? Когда мы должны были бы вставать до рассвета и работать до изнеможения?
– Ты мог бы согревать меня, как делал это прошлой ночью, – сказала она. – Целая жизнь с такими ночами… Да я послала бы к черту этот уголь, если бы ты согревал мою постель. А дни. Каждый час делал бы меня ближе к тебе. Я перенесла бы все, если бы это вернуло тебя.
– Ты заслуживаешь лучшего!
Амелия топнула ногой.
– Не тебе решать, способна ли я так жить! И не тебе решать, хватит ли у меня сил!
– Я никогда не сомневался, что ты сделаешь все ради меня, – продолжал он спорить, его тело трясло от нетерпеливого раздражения, этим он так напоминал прежнего Колина. – В чем я сомневался, так это в моих силах, в моей выносливости, нужных для такой жизни!
– А ты даже не пытался!
– Я не мог. – Голос Колина становился все возбужденнее. – Как я смог бы смотреть на твои потрескавшиеся и покрасневшие руки? Как я смог бы вынести невольные слезы, когда тебе хотелось бы немного отдохнуть?
– Любовь требует жертв.
– Но не тогда, когда все жертвы приносишь ты. Я не мог бы жить, сознавая, что мой эгоизм делает тебя несчастной.
– Ты не понимаешь. – Она прижала руку к сердцу. – Я была бы счастлива, пока ты был бы моим.