Рядовому Каракозову было приказано в тылу врага взорвать мост, предотвратить угон эшелонов. Пробравшись под покровом ночи к мосту, разведчик увидел, что его опоры заминированы. Естественно, взрывать мост гитлеровцы намеревались только в случае своего отхода. Борис Каракозов принял свое решение. Он привязал толовые шашки к фугаскам, поджег бикфордов шнур… Когда раздался взрыв, смельчак был уже на окраине села Андросово. Гитлеровцы заметили его. Около пятнадцати фашистов стали окружать смельчака, собираясь взять его живым. Борис уничтожил шестерых, но у него кончились патроны. Гитлеровцы отрезали путь к селу, кольцо сжималось. Положение казалось безвыходным. Когда фашисты приблизились вплотную, гвардеец с криком «ложись, гады» бросил себе под ноги гранату без взрывателя. Гитлеровцы в панике попадали на землю, ожидая взрыва гранаты, а разведчик, воспользовавшись замешательством, растворился в ночи. Он вернулся в часть целым и невредимым.
— Ну и орел, — восхищался генерал, в который раз перечитывая бумагу. — Нет, ты только посмотри, Иван Аникеевич, — восхищенно теребил он изучавшего карту начальника штаба. Тот нехотя оторвался от стола, снисходительно улыбнулся:
— Товарищ генерал, вы как будто первый раз в жизни про награды читаете. Тысячи, наверное, прошли через ваши руки, а вы все не привыкнете.
— Нет, Самчук, ну как тут не восхищаться, герой же. Нет, я не согласен с представлением, мало ему Красной Звезды. — И он аккуратно зачеркнул последнюю строчку, собственноручно исправил: «Представить к ордену Отечественной войны».
На следующий день корпус возобновил наступление. Но продвинуться далеко на этот раз не удалось. Невысокий темп наступления объяснялся тем, что противник сам перешел к активным действиям. Во второй половине дня гитлеровцы несколько раз бросали в контратаки по пятьдесят — шестьдесят танков, которые поддерживала пехота, артиллерия и авиация.
С раннего утра из дивизий стали раздаваться тревожные телефонные звонки. Комдив Огородов докладывал, что его гвардейцы с трудом отбивают многочисленные контратаки противника. Ценой огромных потерь удается удержать в своих руках освобожденные села.
Еще хуже обстояли дела у генерала Анциферова. Встревоженный положением дел и захлебнувшимся наступлением, Родимцев с группой офицеров выехал в 97-ю дивизию. Он считал, что здесь можно было уяснить всю обстановку на левом фланге корпуса. Когда добрались до штаба дивизии, который располагался в селе Кишкино, командира и начальника штаба застали на месте. Оба сидели за столом, в руках держали телефонные трубки и возбужденно отдавали приказания. Анциферов срывающимся голосом говорил с одним из полков, а начальник штаба — со штабом корпуса. «Хорошо, связь не потеряна», — промелькнула мысль у Родимцева. Комдив положил телефонную трубку, быстро встал, взволнованно стал докладывать.
Командир корпуса не перебивал комдива. Анциферов был явно взволнован, таким его генерал давно не видел:
— Один из полков ночью взял Большую Мамайку, а уже сегодня утром фашисты контратаковали тридцатью танками, бросили в бой полк пехоты и вытеснили нас. В некоторых подразделениях чувствуется растерянность, надо бы помочь им артиллерией, но у меня ее нет.
— А ты поспокойнее докладывай, Иван Иванович, — незлобно попросил Родимцев. — Что нам, впервые, что ли, такие переделки? Выберемся и из этой, нужна артиллерия — найдем. Давай дальше поспокойнее.
Из доклада комдива выяснилось, что другой полк тоже потерпел неудачу. Под натиском врага он вынужден был оставить захваченный утром важный опорный пункт Красный Кут. Сдал свои позиции и третий полк дивизии. Слушая нерадостный доклад, Родимцев прикидывал, чем он мог помочь дивизии.
— Можно не продолжать, — остановил наконец Родимцев комдива. — Мы знаем, с каким противником имеем дело. Знаю, что дивизию потеснили. Но мы верим в гвардейцев, у нас нет к ним претензий. Они дерутся превосходно. Дивизия приняла на себя главный удар, стойко ведет тяжелый бой с превосходящими силами. Хотя вас и потеснили немного, но ничего не поделаешь — на то и война. Будем вместе думать, как выйти из положения.