Потом девушка открыла гардероб и, улыбаясь, стала рассматривать девичьи наряды. Затем, резко повернувшись, приказала:
— Всех мужчин просим пройти в гостиную. Дамам надо приготовиться к бал-маскараду.
Павлито пожал плечами, улыбнулся и, еще не понимая, о каком бале-маскараде говорит Франческа, отправился в гостиную.
Минут через десять дверь открылась, и на пороге появилась чопорная, недоступная, педантичная сестра милосердия. Черное длинное платье, черные туфли и крахмально-белый капюшон сделали Франческу неузнаваемой.
— Ну, что, пустит теперь старик в госпиталь?
— Тебя-то он не задержит, а я как? Брат милосердия из меня явно не выйдет.
— Не горюй, Павлито. Главное — иметь побольше друзей. Они в беде никого не оставят.
— Уж это точно, у нас в России даже поговорка есть: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей».
— Мудрая поговорка, и я тебе это еще раз докажу. Пошли в госпиталь.
Они отправились в обратный путь.
— Как только я войду в здание, ты подходи к проходной и жди, — напутствовала Павлито девушка.
— А что ждать?
— Не забегай вперед, наберись терпения.
Павлито пожелал девушке удачи, а сам, как она велела, спрятался за домом. Из своего укрытия он видел, как Франческа степенно вошла в проходную и, поприветствовав сторожа, неторопливо поднялась по ступенькам главного подъезда госпиталя. Едва за девушкой закрылись двери, Павлито, как они уговорились, побрел к проходной.
Сторож его узнал и сурово буркнул:
— Зря время теряешь. Если хочешь измором взять — напрасно. Упрямый я.
— Слишком упрямый, — проворчал Павлито в ответ. Но от будки решил не отходить.
Вскоре на крылечке показалась сестра милосердия. Ну конечно, это была Франческа. Она призывно махнула рукой сторожу.
— Чего вам? — заворчал дед.
— Подойдите сюда, — донесся звонкий голос девушки.
Сторож нехотя покинул свой пост, подошел к «сестре милосердия».
— Начальник госпиталя послал меня, — важно сообщила Франческа. — Тут должен прийти какой-то интернационалист, кажется, русский. Начальник приказал его пропустить.
— Да ведь не положено… — попробовал возразить упрямый дед.
— Не положено в военное время обсуждать приказ командира, — строго оборвала его девушка. — Насколько я знаю, ведь вы сейчас числитесь бойцом республиканской армии.
Вначале деду не очень пришелся по душе начальственный тон незнакомой сестры милосердия, но, услышав, что его назвали «бойцом», он даже приободрился.
— Камарада! Иди сюда.
Павлито бросился к крыльцу.
— Да не скочи ты, как бык перед матадором, — снова заворчал дед. — Не на корриду идешь, а в лечебное заведение, соблюдай тишину.
— Ладно, ладно, — закивал Павлито головой.
Наконец они очутились в госпитале.
Мигель лежал в коридоре у окна. Его кровать была отгорожена белой ширмой. Он спал. Не говоря ни слова, Франческа и Павлито просидели минут двадцать. Наконец Мигель зашевелился, захлопал ресницами, широко открыл глаза. Оторопело взглянул: сначала на Франческу, потом на Павлито. Ничего не понимая, снова зажмурил глаза и снова открыл.
— Я брежу или вижу сон.
— Да нет же, это я, твоя Франческа, — нагнулась к жениху девушка. — А рядом Павлито. Ты узнаешь нас?
Мигель расплылся в улыбке. Он хотел приподняться на локте, но, охнув, опустился на кровать.
— Лежи, лежи, — забеспокоилась Франческа.
— Проклятые раны, медленно заживают. Обидно даже: пришли друзья, а я не могу их обнять, и угостить нечем, — нахмурил брови Мигель.
— А ты не волнуйся, — успокоил Павлито парня, — мы все принесли.
Подмигнув Мигелю, Павлито достал из кармана небольшую фляжку с вином.
— А тебе можно? — насторожилась девушка. — Врачи разрешают?
— Конечно, даже рекомендуют, — бодро пошутил Мигель. — Но лучше, чтобы они не видели.
Они налили в походные стаканчики вино, выпили за победу.
11
В часть Павлито вернулся, когда бригада готовилась к напряженным боям. В этот же день Энрике Листер познакомил его с последним приказом командования.
Договорились, что оставшееся время перед началом боев они проведут в подразделениях.
— Да, едва не забыл, — остановил своего советника уже в дверях Энрике Листер. — Какая-то чертовщина получается у наших пулеметчиков. Жалуются, что словно кто-то заколдовал их «максимы» — бьют неприцельно.