— А у вас на лбу не написано, что вы гвардейцы Родимцева, здесь много разного люда бродит, одних только фрицев пленных тьма-тьмущая. Так что не мешайте работать, капитан, а грузовик вам на помощь сейчас пришлю.
Генерал, посмеиваясь в теплый воротник бекеши, вначале хотел прийти на помощь своему адъютанту, но потом передумал, решив, что регулировщица права.
Капитан вернулся к машине взбудораженный.
— Расплодили здесь тыловых крыс, пока мы по городской щебенке под огнем ползали.
— Ну, будет тебе, Дмитрий, — совсем по-домашнему остановил его генерал. — Ну что ты к девчонке привязался, права же она. Да и где сейчас тыл, где передовая — кто определит? — Немного помолчав, хитровато прищурился: — А вообще-то как, ничего?
— Чего ничего? — делая вид, что не понимает вопроса комдива, адъютант полез за папиросами.
— Ну, этот регулировщик с флажками и с женским голосом?
— В жизни такой не видел — красавица! — расхохотался Шевченко.
Через несколько минут подъехал грузовик и, вытянув трофейный «опель-адмирал» из кювета, поставил его на дорогу. А еще через полчаса комдив был в штабе армии.
Генерал понимал, что с окончанием Сталинградской операции война не завершилась, что впереди предстояли многочисленные бои, сражения. И он уже готовился к ним. Конечно, комдив рассчитывал, что его гвардейцам сначала предоставят короткую передышку после таких тяжелых испытаний, но тем не менее, входя в кабинет командарма Жадова, приготовился к любому повороту событий. Но то, что он услышал, было полной неожиданностью. Ему предлагали на несколько дней слетать в Москву. Это была для Родимцева самая дорогая награда за его ратный труд. От неожиданного предложения он первые минуты не знал, что ответить. Предстали перед ним две его дочки и жена Катюша, которых он уже не видел почти полтора года. Но тут же семейные видения прервали мысли о предстоящих боях — как посмотрят на него, боевого генерала, уезжающего в самое горячее время в глубокий тыл, солдаты. Ведь война — это не сезонное производство, когда после трудовой горячки можно взять отгул, посидеть с удочкой на берегу реки, съездить на курорт. Война не дает отпусков. В тыл здесь едут только в санитарных вагонах. Командующий, хорошо знавший комдива еще по довоенным годам, понял, какие мысли терзают Родимцева.
— Ну, не мучайся, совесть у тебя чиста — в Главное управление кадров вызывают. Вот заодно и повидаешься с семьей.
Он думал, что успокоил комдива, а вышло наоборот. Кадровые военные, каждый из них понимал, что в управление кадров просто так не вызывают. «Значит, переводить собираются, — подумал Родимцев, — с дивизией разлучат».
«Да, видно, на повышение пойдет», — рассудил командарм. Конечно, в душе он был рад за Родимцева, но в то же время расставаться с таким опытным комдивом ему не хотелось. На него всегда можно положиться.
Родимцев, в свою очередь, по-своему прикидывал предстоящий вызов. Конечно, он мог рассчитывать на повышение, — воевал все эти годы неплохо, в приказах Главнокомандующего отмечали. Повышение в должности, чего там кривить душой, всегда приятно. И все же он так прикипел к своей «тринадцатой», сроднился с бывшими десантниками воздушно-десантной бригады, что просто не представлял себя вне дивизии. А то, что расставание предстоит, Родимцев сознавал ясно. Если вызывают в ГУК — значит, изменение по службе. Снять, понизить в должности — для этого не только комдивов, но и повыше начальство в Москву не приглашают. Снимут телефонным звонком — и баста. Даже новую должность «забудут» подыскать. «Нет, точно — повышение», — рассчитал комдив.
21
От Средней Ахтубы, где был фронтовой аэродром, до Москвы из-за плохой погоды добирались двое суток.
Город встретил его приветливо. Яркое солнце, приподнятое настроение людей, на устах которых так и витало слово Сталинград, деловой спокойный ритм столицы вдохнули праздничное настроение и в боевого генерала. Трамваи, троллейбусы, автобусы, метро — весь транспорт был в движении.
После шестимесячного кромешного ада, который пришлось пережить в Сталинграде, Родимцеву Москва казалась сугубо мирным городом. И только встречавшиеся кое-где развалины домов да светомаскировка напоминали, что столица тоже пережила трудное время.
Хотелось сейчас же поехать домой, в родной Кропоткинский переулок, подняться по лестничным маршам знакомого четырехэтажного дома. Но воинская дисциплина удержала от соблазна. Вначале дело — затем отдых.