— Да, в этом есть доля правды, — ответил старый Цинь. — Но если ты будешь прятаться в деревнях, то не сделаешь карьеры, хотя у тебя и есть талант. Иди лучше в какой-нибудь большой город — может быть, там тебе улыбнется счастье. А я буду вести твое хозяйство и заботиться о твоей матери.
Ван Мянь горячо поблагодарил Циня. Через некоторое время старик пошел домой за вином и кушаньями, чтобы устроить Ван Мяню проводы. В полночь они разошлись. На рассвете Ван Мянь сложил вещи и сел завтракать. В этот момент пришел старый Цинь. Ван Мянь поклонился матери, старому Циню и, проливая слезы, простился с ними. Он надел туфли, сплетенные из конопли, и взвалил на плечи свой скарб. Старый Цинь с фонарем, склеенным из белой бумаги, пошел проводить его до конца деревни. Еле сдерживая слезы, он долго глядел на удаляющегося Ван Мяня. Только когда тот скрылся из вида, он побрел домой.
Много горя пришлось хлебнуть Ван Мяню в пути, он ел и спал под открытым небом. Через девяносто ли делал большой привал, через семьдесят — малый. Наконец добрался до Цзинани, главного города провинции Шаньдун. Здесь народ жил богато, и домов было видимо-невидимо, несмотря на то, что сама провинция лежала близко от северных границ[17]. Когда Ван Мянь добрался до Цзинани, у него кончились деньги, пришлось снять небольшую комнату в буддийском храме.
Он стал гадать по иероглифам и продавать прохожим свои рисунки. Это привлекало к нему столько людей, что к нему стало трудно попасть.
Незаметно пролетело полгода. Местным богатеям, круглым невеждам, пришлись по душе рисунки молодого художника, и они охотно покупали их. Сами они не приходили за заказами, а присылали своих неотесанных слуг, которые кричали и не давали покоя Ван Мяню. Как-то разозлившись, он нарисовал корову и снабдил рисунок эпиграммой. Опасаясь, как бы это не принесло ему неприятности, он решил переехать в другое место. Однажды утром, сидя у себя дома, Ван Мянь увидел на улице большую толпу плачущих мужчин и женщин. Одни несли котлы для варки пищи, другие люльки с детьми. Одетые в лохмотья, желтые и истощенные, они шли и шли — казалось, им не будет конца. Многие садились на землю и начинали просить милостыню. Скоро толпа заполнила всю улицу. Это были беженцы из уездов, расположенных вдоль Хуанхэ. Несчастные во время наводнения лишились крова. Власти бросили их на произвол судьбы, и им ничего не оставалось, как разбрестись по свету в поисках подаяния.
При виде этой толпы Ван Мянь тяжело вздохнул и проговорил:
— Воды реки потекли на север. В Поднебесной пойдет большая смута[18], а что буду делать я, оставаясь здесь?
Он собрал серебро, связал свои вещи и отправился домой.
В провинции Чжэцзян он узнал, что Вэй Су вернулся в столицу, а начальник уезда Ши получил повышение и уехал в другое место. Это известие успокоило Ван Мяня, и он шел домой без всякого страха. Мать он застал здоровой, как прежде, и это обрадовало его. Услышав от нее о заботе старого Циня, Ван Мянь быстро развязал свои вещи и, достав оттуда кусок шелка и сушеную хурму, понес Циню в знак благодарности. Тот приготовил вино и попотчевал гостя.
С этого времени Ван Мянь стал по-прежнему читать стихи, рисовать картины и ухаживать за своей матерью.
Прошло шесть лет. Однажды мать заболела и слегла в постель. Ван Мянь пригласил окрестных лекарей, но все было напрасно. Как-то мать подозвала к себе Ван Мяня и сказала:
— Видно, меня уже не поднимешь, сынок. Все эти годы мне люди нашептывали о твоей учености и советовали сделать из тебя чиновника. Но я думала, что тот, кто становится чиновником, не делает чести своим предкам. По-моему, все чиновники плохо кончают. С твоим гордым характером ты легко бы попал в беду. Слушай, сынок, мое завещание: женись, расти детей, храни мою могилу, но чиновником ни в коем случае не становись. Ну, а теперь я могу умереть спокойно.
Ван Мянь, рыдая, обещал выполнить ее волю.
Вскоре мать умерла. Ван Мянь не находил себе места от горя. Его рыдания вызывали слезы даже у соседей. Старый Цинь помог ему приготовить гроб и траурные одежды. Не будем подробно рассказывать о том, как Ван Мянь в течение трех лет заботливо ухаживал за могилой и соблюдал траур по умершей матери. Прошло более года после окончания траура, в Поднебесной поднялась смута: Фан Го-чжэнь захватил Чжэцзян, Чжан Ши-чэн — город Сучжоу, Чэн Ю-лян[19] — Хунань и Хубэй. Все это были отчаянные разбойники. Только один будущий император Тай Цзу[20] был настоящим правителем. Он поднял свои войска в Чуяне, занял город Цзиньлин[21] и объявил себя князем У-ваном. Вскоре он разбил Фан Го-чжэня, распространил свои циркуляры по всей провинции Чжэцзян и навел порядок в городах и селениях.
18
Река Хуанхэ постоянно меняла свое русло, что приносило неисчислимые бедствия населению прибрежных, районов. Изменение русла реки народ связывал с началом бедствий в стране.
19
Чэн Ю-лян, Фан Го-чжэнь, Чжан Ши-чэн — вожди местных армий, развернувшие в середине XIV в. ожесточенную борьбу за трон.