— Видно, это школа, — пробормотал незнакомец.
Чжоу Цзинь последовал за гостем и поклонился ему. Тот ответил небрежным поклоном и спросил:
— Вы, вероятно, здесь учительствуете?
— Да.
— Куда провалился этот монах? — обратился незнакомец, к слугам.
— Ах, это вы, господин Ван, — воскликнул вбежавший в этот момент монах. — Садитесь, пожалуйста, я приготовлю чай. Это господин Ван, который на прошлых экзаменах получил ученую степень цзюйжэня, — на ходу шепнул он Чжоу Цзиню. — Вы посидите с ним, а я сбегаю за чаем.
Цзюйжэнь не чувствовал особого стеснения. Слуги принесли ему скамейку, и он уселся на почетное место. Чжоу Цзинь примостился напротив.
— Как ваша фамилия? — спросил Ван.
Зная, что гость имеет степень цзюйжэня, Чжоу Цзинь ответил почтительно:
— Фамилия позднорожденного Чжоу.
— У кого вы в прошлом году служили учителем?
— У господина Гу в уезде.
— Неужели вы лучший ученик моего учителя Бая? Он говорил мне, что эти годы вы служили у моего названого брата Гу. Да, да, припоминаю.
— Разве вы с ним знакомы?
— Гу записан в моей семейной книге и доводится мне названым братом.
Вскоре монах принес чай.
— Я читал ваши драгоценные сочинения, — заговорил Чжоу Цзинь. — Особенно прекрасны два последние.
— Это не мои, — ответил Ван.
— Господин слишком скромничает. Если не вы, то кто же мог написать их?
— Их не писал ни я, ни кто-либо другой, — ответил Ван. — Это случилось девятого числа в первый экзамен[41]. Помню, наступил вечер, но я еще не окончил первого сочинения. Внезапно меня охватило сомнение: «Что такое? Обычно я пишу очень быстро, а сегодня еле-еле». Не найдя объяснения этому, я незаметно для себя задремал, склонившись над столом в экзаменационной комнате. Вдруг вижу, вбегают в комнату пятеро чернолицых людей. Один из них с большой кистью в руке подходит ко мне и ставит точку на голове. Потом из-за занавески вышел какой-то человек в черной чиновничьей шляпе, красном халате, подпоясанном златотканым кушаком. Он растолкал меня: «Господин Ван, поднимайтесь». Я в испуге вскочил, обливаясь холодным потом. Затем пришел в себя, взял кисть и… она сама стала выводить слова. Видно, в экзаменационной водились духи. Когда я сообщил об этом главному экзаменатору, тот сказал, что я буду первым ученым.
Разговор Чжоу Цзиня и Вана был прерван одним из учеников, который принес учителю работу на проверку. Чжоу Цзинь велел ученику подождать.
— Не обращайте на меня внимания и занимайтесь. У меня здесь тоже есть дела, — сказал Ван, и Чжоу Цзиню осталось только занять свое место и начать проверку работы. Тем временем цзюйжэнь Ван отдал распоряжения слугам.
— На дворе уже ночь, а дождь все не перестает. Соберите короба с едой и принесите сюда. Скажите монаху, чтобы он взял шэн[42] риса и сварил кашу. Лодочнику передайте, что рано утром мы отправляемся. — Затем он повернулся к Чжоу Цзиню: — Я возвращался с кладбища и никак не думал, что попаду под дождь. Придется мне задержаться здесь на ночь.
Случайно взгляд его упал на работу, которую проверял Чжоу. Имя ученика, Сюнь Мэй, привело его в изумление. Он причмокнул губами, и на его лице появилось странное выражение. Чжоу Цзинь не решился спросить о причине такого удивления. Он окончил проверку и присел рядом с гостем.
— Сколько лет этому ученику? — внезапно спросил Ван.
— Всего семь, — ответил Чжоу Цзинь.
— Он в этом году поступил в школу? А имя ему дали вы?[43]
— Нет, не я. Когда ему пришло время поступать в школу, его отец попросил Мэя, только что получившего степень сюцая, дать ему имя. Мэй сказал, что его самого зовут Цзю, а в знаке «цзю» имеется элемент «яшма», поэтому его сыну он дает имя тоже с элементом «яшма», как знак успеха в учении, который: сопутствует ему самому.
— Это просто нелепо, — рассмеялся Ван. — Представьте, в ночь на первое число приснился мне сон. Будто сижу я и просматриваю списки сдавших экзамены на степень цзиньши[44]. Я там, конечно, на первом месте, а на третьем идет какой-то Сюнь Мэй из Вэньшана. И тут я усомнился. Ведь у нас в уезде нет цзюйжэня по фамилии Сюнь. А оказалось, что это имя вашего ученика. Разве он может быть в одном со мною списке! Нет, снам верить нельзя! — продолжал он после нового взрыва смеха. — Да к тому же известность и великие дела определяются сочинениями. Какие здесь могут быть духи?
43
В старом Китае каждый человек мог иметь несколько имен. Первое имя давали при рождении, второе — при поступлении в школу, третье — при совершеннолетии. Представители ученого сословия, кроме того, имели много литературных псевдонимов. Имя выбиралось таким образом, чтобы иероглифы, составлявшие его, имели значение счастья, удачи и т. д.