— Брось пороть ерунду! — рассвирепел господин Янь. — Сейчас же иди за ними, а опоздаешь, будет тебе головомойка!
— С утра чашки риса не даст съесть, только ругается! — пробурчал Сы Доу-цзы, надувшись. — А еще пыль в глаза пускает!
Уже пора было зажигать фонари, а Сы Доу-цзы все не возвращался. Носильщики паланкина и стражники торопили хозяина.
— Нечего ждать музыкантов, — уговаривали его и гости в зале. — Счастливый момент уже наступил, пора ехать за невестой.
Шествие открыли четыре стражника с веерами. За ними следовал паланкин в сопровождении Лай Фу. Процессия направилась к дому Чжоу, который был так велик, что, несмотря на несколько горящих ламп, двор тонул в полумраке. Музыкантов и здесь не было. Темный двор оглашался лишь пронзительными криками стражников. Лай Фу стало не по себе, и он велел стражникам замолчать. Скоро из дома вышел слуга.
— Передайте поклон от хозяина господину Яню, — проговорил он, — нам приказано впустить паланкин только с оркестром.
Пока гости со слугой препирались, Сы Доу-цзы привел флейтиста и барабанщика. Они принялись играть, но невпопад, без всякого мотива, и гости в залах стали посмеиваться. Но делать было нечего, и родня невесты, поспорив еще немного, усадила невесту в паланкин и отправила в дом жениха. Но об этом мы не будем рассказывать подробно.
Дней через десять хозяева послали Лай Фу и Сы Доу-цзы нанять две большие лодки до Гаояо. Лодочник, живший в уезде Гаояо, потребовал за лодки двенадцать лянов серебром, и ему дали расписку в том, что деньги он получит по прибытии на место. Первая лодка была предназначена для молодоженов, вторая — для господина Яня. Наконец был выбран благоприятный для отплытия день, и отъезжающие простились с родственниками невесты. На лодках установили четыре алебарды и таблицы. Две из них украшала золотая надпись: «Начальник уезда Чаосянь», а на двух других белой краской было написано: «Тишина и спокойствие» и «Освободить путь»[68]. Когда отъезжающие садились в лодки, заиграла музыка. При виде такого великолепия лодочник заметно перетрусил и стал прислуживать усерднее. Но об этом мы рассказывать не будем.
До уезда Гаояо оставалось всего двадцать — тридцать ли, когда господин Янь начал жаловаться на головокружение. Перед глазами у него поплыли цветные круги; во рту появился неприятный привкус, на губах выступила пена. Он чуть не упал, и Сы Доу-цзы с Лай Фу бросились поддержать его.
— Плохо мне, ох как плохо! — прошептал господин Янь и велел вскипятить воды. Сы Доу-цзы, тяжело вздыхая, уложил своего хозяина, с помощью лодочника быстро вскипятил воду и принес чайник в каюту. Господин Янь отпер ключом ларчик и достал оттуда печенье. Съев несколько штук, он пощупал свой живот, дважды выпустил из себя воздух и почувствовал себя лучше. Оставшееся печенье он оставил на корме. Но рулевой, страдавший обжорством, заметил его и стал отправлять себе в рот одно печенье за другим, продолжая в то же время управлять рулем. Господин Янь сделал вид, что ничего не заметил.
Вскоре лодка подошла к пристани, и господин Янь приказал Лай Фу быстро нанять два паланкина и отправить молодоженов домой. Затем он позвал носильщиков с пристани, и те перенесли с лодок на берег все сундуки и корзины. Когда лодочник и гребцы подошли к господину Яню за деньгами, он вернулся в каюту и в растерянности стал что-то искать.
— Куда девалось мое лекарство? — спросил он.
Сы Доу-цзы осмотрел все вокруг.
— Какое лекарство?
— Которое я только что принимал. Я хорошо помню, что положил его на корме.
— Это печенье, что лежало здесь? — спросил рулевой. — Уважаемому господину они были не нужны, и я позволил себе съесть их.
— Ты смеешь говорить о каком-то дешевеньком печенье! Да ты знаешь, что было внутри его?
— Что там может быть? Его пекут из муки, семечек тыквы, орехов и сахара, — проговорил рулевой.
— Брось молоть вздор! — рассвирепел господин Янь. — У меня бывают головокружения, и мне на лекарства пришлось израсходовать сотни лянов серебром. В этом печенье был и женьшень, который привез сам господин Чжан из Шаньдуна, и горечавка из Сычуани, подаренная мне вернувшимся оттуда господином Чжоу. Несчастный раб, ты похож на Чжу Ба-цзе[69], который съел волшебные плоды и не почувствовал вкус! Ничего себе печенье! Оно обошлось мне в десятки лянов. Как говорят: «Ночью не видно острия копья, а оно уже вонзилось в живот бандита!» Чем я буду лечиться, если у меня снова закружится голова? Проклятый раб, ты погубил меня!
68
Дощечки с подобными фразами всегда вывешивались в присутствии крупных чиновников, даже когда они находились в пути.
69
Чжу Ба-цзе — богатырь в образе свиньи, персонаж из средневекового романа «Путешествие на Запад» писателя У Чэн-эня (1500–1582), собравшим предания о путешествии танского паломника Сюань Цзана и его необыкновенных приключениях.