Уничтожив половину запасов, Шейн заметил, что отклонился от первоначального курса. Но, вероятно, боги благоволили к нему — до его слуха донёсся тихий плеск. Он двинулся на звук и вскоре наткнулся на маленькое, не больше спального отсека в его доме на родине, озерцо, заросшее самыми обычными кувшинками. Над водой, гудя и треща крылышками, роился гнус. Доедая остатки ужина, Шейн присел в зарослях гигантских папоротников и принялся визуально изучать илистый берег. К своему облегчению следов когтей он не увидел, хотя их отсутствие ни о чем не говорило. Допустим, намбианцы и другие когтистые соперники просто здесь не проходили. А коты? Хотелось думать, что поглощены сношениями, и оставили гуляющего по их охотничьим угодьям одинокого человечка в покое.
Почувствовав ночную прохладу, Шейн снова тронулся в путь — нужно уйти от источника как можно дальше, пока лесной сумрак не сменился непроглядной тьмой. Кошачьи — ночные существа. Главным образом.
Шейн шагал, пока не выбился из сил, но на сей раз удача ему изменила — ни груды скал, ни холмика, который бы не служил домом для кусачих насекомых, ни пещерки. Никакого укрытия, где можно найти прибежище. Вообще ничего. В этой части арены не попадались даже упавшие стволы. Лес, один только лес. Высоченные деревья, перемежающиеся редкими группками кустов. Снова деревья и снова кусты. Сверху хищникам раздолье для беспрепятственного наблюдения за нижним ярусом.
Проклятые коты не играют честно.
Темнота опустилась окончательно. Шейн не стал больше ждать. Другие прочесывали бы арену и после того, как погас дневной свет. Их видовые адаптационные особенности позволяли практически сливаться с черным как смоль пространством. А безоружному, лишенному способности видеть Шейну и его сила, изрядно растраченная во время бега, не помогла бы. Приходилось прятаться.
Ночевать под защитой шипов не улыбалось. Отыскав неглубокую овражек, Шейн попробовал схорониться там, засыпавшись ворохом лесного опада. Нет, совсем как в могиле. Подлесок с густой листвой показался ему наилучшим выбором. Склонившись над рюкзаком, он достал стандартный, тонюсенький на вид спальный мешок, надеясь, что тот все же его согреет. Устраиваться под каскадом растительности было чертовски неудобно. Шейну кое-как удалось развернуть постель. Потом он втащил в свою нору рюкзак, из которого сделал импровизированную подушку. Расстегнул на мешке молнию, забрался внутрь и скрючился, завернувшись в него, точно в кокон. Дрожащими руками расправил над собой нижние ветки, замок застегнул до самого подбородка. Промелькнула мысль завязать для тепла еще и шнур вокруг головы, оставив только лицо, но так Шейн бы не слышал, что творится вокруг.
Теперь его ни соперник, ни кот не заметят.
Скверно, очень скверно. Если конкуренты исчезали из поля зрения, Охота становилась скучной. Когда накал борьбы на площадках стихал, наблюдатели выгоняли участников на открытую местность.
Кроме того, чаща пугала. Просто жутко пугала. До ужаса.
Шейн не помнил, чтобы он когда-нибудь столько ходил. Тем более, бегал. Натруженные мышцы горели, колючки в ногах завтра наверняка загноятся, но он слишком спешил и не занялся ими у водоема. Истощение доконало его. Мечтая дать измученному телу хоть немного отдыха, он закрыл глаза.
И тут же широко раскрыл их, уловив отдаленный шелест в ветвях.
Всего лишь птицы.
На арене была прорва птиц и миллион мелких животных, которые тут и там оставляли следы на влажной почве. Шейн провел достаточно времени в Бесплодных землях, чтобы понимать — нельзя вскакивать при каждом шорохе, иначе рискуешь всю ночь не угомониться, а сон сейчас для него просто необходим.
Однако раньше на него не охотились. Во всяком случае, не так. Малейший звук заставлял сердце замирать: шепот листвы, хруст призрачных сучьев. Коты ещё не напали на его след. Шейн Вест действовал умно, осторожно, досконально применяя подсказки, которые он изучил в демонстрационном центре. Какой резон котам идти за ним, когда вокруг много гораздо более интересных целей: например, намбианцев? Он никогда не смотрел сводки с Охоты и не делал ставок, потому что насилие внушало ему страх — все знают, что в первое время здесь безраздельно властвует сексуальная вакханалия. Пройдут дни, прежде чем начнется настоящая Охота; коты должны устать от тупого траха. Как только рассеется туман возбуждения и они утолят свою жажду легко доступной добычей, вот тогда коты возьмутся за дело по-настоящему.
Так или иначе, чем больше сгущался мрак, тем сильнее Шейн трясся от страха. Если поднести сейчас руку к глазам, то не увидишь собственных пальцев. И не только на арене. Возможно, даже на всем Марикете. Плотно смыкающиеся кроны деревьев не пропускают ни свет Сискерана, ни мерцание звезд. Глаза Шейна не могли фиксировать происходящее, но слух обострился до предела. Едва только до него доносился какой-нибудь незначительный, самый безобидный шум, в животе все сжималось.