Естественно, я отрастил длинные волосы и отпустил усики (они были у меня жидкие, но я их не сбривал - а вдруг да погуще вырастут?..) У меня стали появляться поклонницы (особенно доставали меня две девчонки с нашего завода, и одна замужняя - я даже боялся её: она меня постоянно хотела прижать где-нибудь за кулисами тет-а-тет). Одно было плохо: я жил слишком далеко от завода, и поздними вечерами надо было возвращаться домой на электричке, которая в наш город Звенигород ходила не часто, а ехать с пересадкой через Голицыно было накладно. Вопрос о выделении мне койко-места в общежитии было невозможно решить, несмотря на то, что я уже становился популярным как гитарист в московских музыкальных кругах (неважно, что молодой и самоучка), и что обо мне уже были статьи в музыкальных обозрениях «Московского Комсомольца». Ну, не был я «молодым специалистом», а был простым грузчиком со школьным образованием, да и прописка моя позволяла мне ежедневно возвращаться домой. Не положено! Честно говоря, я не сильно и переживал-то по этому поводу, а вскоре вопрос отпал сам собой.
В связи с призывом в армию осенью 1993 года мне пришлось расстаться и с длинными волосами, и с жидкими усиками, и, увы, с моим ансамблем. Надо пояснить, что в армию я пошёл не в восемнадцать лет, а почти в девятнадцать, потому что, когда в ноябре 1992 года мне исполнилось 18 лет, призыв у нас уже закончился. Весной же меня почему-то так и не вызвали в военкомат, чему я не особо огорчился. Осенью же про меня уже не забыли: я попал служить в мотострелковую часть, или по-простому - в пехоту - царицу полей и огородов. За первые полгода службы в учебном подразделении («учебке») я гитару в руках держал всего раз десять, да и то лишь тогда, когда у кого-нибудь из сержантов был день рождения, и они вызывали меня в каптёрку усладить их слух. Но зато в марте, как только нас отправили по воинским частям для дальнейшего прохождения военной службы, меня после первого прослушивания взяли в дивизионный ансамбль песни и пляски. Плясун из меня - не очень, потому что, когда другие шлифовали своё танцевальное умение на танцполе, я на сцене рвал струны и ломал медиаторы. А вот музыкальную группу мне пришлось возглавить уже через месяц по рекомендации одного увольнявшегося в запас дембеля.
Понятное дело, пришлось переключиться на военно-патриотическую тематику. В мае мы успели удивить командование, завоевав второе место (а это для дивизии и полка было необычайно высокое место) на смотре художественной самодеятельности Северо-Кавказского военного округа в Ростове-на-Дону. Командир полка пообещал мне в скором времени отпуск домой, но обещанного, как говорится, три года ждут. И дело тут совсем не в командире полка. Отпуска были отменены всем, в том числе и офицерам, а с военной службы увольняли только дембелей. В конце мая нашу часть в срочном порядке передислоцировали в город Моздок, так как в соседней Республике Чечне-Ичкерии всё усиливались беспорядки. Народ у нас поговаривал, что назревает долгая гражданская война, а «солдатское радио», как правило, редко ошибается. «Музыку» нам пришлось резко зачехлить, чтобы заняться активной боевой подготовкой.
Я опять удивил командование части, так как оказалось, что «музыкант» неплохо бегает с полной боевой выкладкой. Но ещё больше я удивил отцов-командиров, и даже - в первую очередь - самого себя, когда оказалось, что я ещё и неплохой снайпер. Оружие в руки я впервые взял в «учебке»; в нашей же школе к тому времени, как я стал старшеклассником, начальной военной подготовки уже не было: сказали, что НВП - ненужный предмет, и что, мол, воевать мы ни с кем не собираемся. Наверное, в умении метко стрелять я пошёл в своего деда - участника войны, который тоже был в своё время снайпером.
Глава 2
Я ещё ничего не рассказал вам о своей семье. Жил я с дедушкой и бабушкой по материнской линии. Когда мне было полтора года, моего отца осудили на пять лет за дорожно-транспортное происшествие со смертельным исходом. Через два года, находясь уже в колонии-поселении, он утонул, переправляясь на машине по льду сибирской реки в Томской области. Мать, после поездки к нему на могилку, запила и через некоторое время была лишена родительских прав, то есть - меня. Мне к этому времени исполнилось 5 лет, и жили мы с ней тогда в городе Одинцово Московской области. Дедушка с бабушкой, чтобы не отдавать меня в детский дом, забрали к себе в Звенигород. Мать, по словам моих стариков, меня видела всего один раз - когда я пошёл весь такой нарядный с большим букетом в первый класс, а потом мною не интересовалась совсем. Как-то я услышал разговор бабушки со своей знакомой, что моя мать, мол, пошла по рукам. Я тогда не понимал этого выражения, и долго считал, что её носят на руках, как балерину.