Он вгляделся в землю у края лужи и воскликнул:
— Да, великое зло!
Он подозвал к себе Туора и указал на следы: глубокую борозду, уходящую на юг, и по краям ее, местами расплывшиеся, местами скованные морозом, отпечатки огромных когтистых лап.
— Видишь? — лицо эльфа побледнело от страха и отвращения. — Здесь недавно побывал Большой Змей Ангбанда, самая ужасная из всех тварей Врага! Мы уже опоздали с нашим посланием к Тургону. Надо спешить.
Едва он произнес это, как в лесу послышались чьи–то крики, и спутники застыли, точно серые камни, прислушиваясь. Но в голосе не было зла, только горе звенело в нем, — казалось, он повторял одно и то же имя, словно звал заблудившегося друга. Вскоре меж деревьев появился высокий человек в доспехе и черных одеждах, с длинным обнаженным мечом в руке; и меч тот показался им большим дивом, ибо он тоже был черным — лишь края клинка сияли холодным блеском. Лицо того человека было искажено отчаянием, и, увидев разоренный Иврин, он горестно вскричал:
— Иврин, Фаэливрин! Гвиндор и Белег! Некогда исцелили меня эти воды — но отныне не вкусить мне покоя.
И поспешно зашагал на север, словно очень спешил или гнался за кем–то. Долго еще слышали два товарища, как он взывал: «Фаэливрин, Финдуилас!», — пока его голос не затих вдали[17]. Они не знали, что Нарготронд пал, и что человек этот — Турин сын Хурина, Черный Меч. Так, всего один раз, и то лишь на миг, сошлись пути двух родичей, Турина и Туора.
Когда Черный Меч скрылся в лесу, Туор с Воронве пошли дальше, хотя день уже наступил: горе незнакомца омрачило их души, и они не могли оставаться рядом с оскверненным Иврином. Но вскоре они все же отыскали себе укрытие — опасность теперь чувствовалась повсюду. Сон их был кратким и неспокойным. К полудню сгустились тучи и повалил снег, а к ночи ударил трескучий мороз. Снег и лед больше не таяли, и на целых пять месяцев Север сковала Жестокая зима, которую потом долго вспоминали. Теперь Туор с Воронве страдали от холода, и все время боялись быть найденными по следам или провалиться в какую–нибудь ловушку, скрытую под снегом. Они шли еще девять дней, все медленнее и медленнее, потому что идти становилось все трудней. Воронве немного забрал к северу. Они перешли три истока Тейглина и снова повернули прямо на восток, оставив горы позади. Скрываясь, перешли они Глитуи, и вышли к Малдуину, и увидели, что он покрыт черным льдом[18].
И Туор сказал Воронве:
— Страшен этот мороз; не знаю, как ты, а я близок к смерти.
Положение их было ужасным: им давно не попадалось ничего съестного, а дорожные хлебцы были на исходе; и оба они промерзли и устали.
— Горе тому, кого преследует и Приговор валар, и злоба Врага, — промолвил Воронве. — Неужели я избежал пасти моря лишь затем, чтобы замерзнуть в снегу?
— Далеко еще? — спросил Туор. — Довольно таиться, Воронве, — скажи, прямо ли ты ведешь меня, и куда мы идем? Если я должен истратить последние силы, мне нужно знать, не напрасно ли я мучаюсь.
— Я вел тебя настолько прямо, насколько позволяла безопасность, — ответил Воронве. — Знай, что Тургон живет на севере земель эльдар, хотя немногие верят в это. Мы уже близки к цели. Но впереди еще много лиг, даже по прямой, а нам еще надо перебраться через Сирион, и перед ним нас может подстерегать большая опасность. Мы скоро выйдем к дороге, что некогда соединяла Минас короля Финрода и Нарготронд[19]. Слуги Врага ходят по ней и стерегут ее.
— Я считал себя выносливейшим из людей, — сказал Туор, — и не одну зиму провел я в горах; но тогда у меня были пещера и костер, а в такой мороз, да еще голодным, мне, боюсь, далеко не уйти. Но все же надо идти, пока есть надежда.
— У нас нет другого выбора, — сказал Воронве, — разве что лечь в снег и уснуть вечным сном.
И они весь день тащились вперед, уже не прячась — мороз был страшнее врагов. Но постепенно снега становилось все меньше, потому что они снова шли на юг по долине Сириона, и горы Дор–ломина остались далеко позади. Уже в сумерках они вышли на высокий лесистый склон, у подножия которого проходила Большая дорога. Внезапно они услышали голоса и, осторожно выглянув из–за деревьев, увидели внизу огонь. Посреди дороги, сгрудившись у большого костра, сидел отряд орков.
— Гурт ан Гламхот! — проворчал Туор[20]. — Вот теперь я сброшу плащ и возьмусь за меч. Я готов рискнуть жизнью ради того, чтобы погреться у костра, и даже орочьи припасы будут хорошей добычей.
— Нет! — отрезал Воронве. — В этом походе тебе поможет только плащ. Выбирай — либо костер, либо Тургон. Этот отряд здесь не один: у вас, смертных, очень плохие глаза, раз ты не видишь других костров на севере и на юге. Ты поднимешь шум, и сюда нагрянет целое войско. Слушай меня, Туор! Закон Сокрытого королевства запрещает приводить за собой к вратам погоню, и этот закон я не нарушу ни по велению Улмо, ни ради спасения жизни. Если ты поднимешь этих орков, я брошу тебя.
— Тогда ну их, — сказал Туор. — Но хотел бы я дожить до того дня, когда мне не придется красться мимо кучки орков, поджав хвост.
— Тогда идем! — сказал Воронве. — Хватит спорить, а то они нас учуют. Пошли!
Они стали пробираться меж деревьев на юг, держась подветренной стороны, пока не оказались посередине между двух орочьих костров. Там Воронве остановился и застыл, прислушиваясь.
— На дороге никого не слышно, — сказал он, — но неизвестно, что может таиться здесь в темноте.
Он всмотрелся во тьму и зябко передернул плечами.
— Воздух пропитан злом, — прошептал он. — Увы! Вон там лежит цель нашего пути и надежда на жизнь, но дорогу преграждает смерть.
— Смерть повсюду, — ответил Туор. — Но у меня остались силы только на кратчайший путь. Либо я пройду здесь, либо погибну. Я доверюсь плащу Улмо — его хватит на двоих. Теперь поведу я!
Сказав так, он подкрался к обочине дороги, и Воронве за ним. Туор крепко обнял Воронве, закутал его и себя серым плащом Владыки Вод и шагнул вперед.
Стояла тишина. Над древней дорогой свистел холодный ветер. Внезапно стих и он. В тишине Туору показалось, что ветер переменился, словно дыхание края Моргота отступило, и с Запада прилетел ветерок, слабый, как память о Море. Словно клок серого тумана на ветру, перелетели они мощеную дорогу и нырнули в кусты на восточной обочине.
Тотчас же поблизости раздался дикий вопль, и вдоль дороги ему отозвались другие. Хрипло взвыл рог, и послышался топот. Но Туора это не остановило. В плену он достаточно хорошо выучил язык орков, чтобы понимать, что они кричат: часовые учуяли и услышали их, но пока не увидели. Охота началась. Они с Воронве из последних сил взобрались на длинный склон, густо заросший утесником и черникой вперемежку с рябинами и низкорослыми березками. Наверху они остановились, прислушиваясь к крикам орков, с треском продиравшихся через кусты где–то внизу.
Неподалеку среди зарослей вереска и ежевики торчал большой валун, и под ним было что–то вроде норы — как раз такой, в какую мог бы забиться измученный зверь в надежде спрятаться от погони или хотя бы подороже продать свою жизнь. Туор затащил Воронве в эту темную щель, и они легли бок о бок, укрывшись плащом и задыхаясь, как загнанные лисы. Они молчали; оба обратились в слух.
Крики преследователей становились все тише. Орки редко забредали в пустынные земли, что лежали к западу и к востоку от дороги; они больше стерегли саму дорогу. Случайные беглецы мало заботили их — они боялись шпионов и вражеских разведчиков. Моргот поставил стражу на дороге не затем, чтобы поймать Туора и Воронве (о них он пока что ничего не знал), и не затем, чтобы перекрыть путь идущим с запада. Орки должны были следить, чтобы Черный Меч не ускользнул и не отправился вслед за пленниками из Нарготронда, приведя, быть может, помощь из Дориата.
Ночь тянулась, и над пустынными землями снова нависло тяжелое молчание. Туор, смертельно уставший, уснул, закутавшись в плащ Улмо; но Воронве выполз наружу и стоял, молча и неподвижно, как серый камень, вглядываясь во тьму зоркими глазами эльфа. На рассвете он разбудил Туора, и тот, выбравшись из норы, увидел, что погода в самом деле стала мягче и черные тучи разошлись. Загоралась алая заря, и далеко впереди, на фоне огненного востока, Туор увидел вершины незнакомых гор.
17
Ср. «Сильмариллион» (гл. 21, стр. 229): «Финдуилас, дочь короля Ородрета, узнала [Гвиндора] и приветствовала его, ибо любила его еще до Нирнаэт; Гвиндор же так пленен был ее красотой, что называл ее Фаэливрин, «солнечный блик на водах Иврина».
18
Река Глитуи не упоминается в «Сильмариллионе», но на карте обозначена, хотя и не названа: это был приток Тейглина, впадавший в него немного севернее слияния с Малдуином.
19
Эта дорога упоминается в «Сильмариллионе» (гл. 21, стр. 223): «Древняя дорога,.. что вела через длинную Теснину Сириона, мимо острова, где встарь стоял Минас–Тирит Финрода, а затем через земли между Малдуином и Сирионом, и по краю Бретиля к Переправе Тейглина».
20
«Смерть Гламхот!» Хотя слово «Гламхот» не встречается ни в «Сильмариллионе», ни в ВК, оно было собирательным названием орков в синдарине. Оно означает «шумная орда», «буйное войско»; ср. название меча Гэндальфа «Гламдринг» и «Тол–ин–Гаурхот», «Остров (войска) оборотней».