С берега до берега
ночью пробег по мостам!
Лирика эмпирика
учит общим местам.
Учит к словам забытым
вдруг проявлять интерес.
Лирика вся — за бытом,
словно за городом лес.
Вдруг раскрываются двери
из теплыни в ледынь.
Лирика вся: не верю,
что не чета молодым.
Перепробы
Перепробы. Переперепробы.
Сутки целые не снимешь робы.
Щец горячих запах позабудешь,
если перепробу делать будешь.
Солнышко — и то мимо проходит,
если перепроба не выходит.
Но зато едва удастся опыт,
только-только выйдет, выйдет он, —
явственно листвы услышишь шепот
и лучей — по стеклам — тихий звон.
Ритм маяка
Четыре с половиной секунды света,
четыре с половиной секунды тьмы,
потом полторы секунды света,
потом полторы секунды тьмы —
и снова:
четыре с половиной секунды света,
четыре с половиной секунды тьмы.
Гасит солнце устройство это.
Тьма зажигает его средь тьмы.
Когда-нибудь этот ритм и мы —
его вопросы, его ответы —
усвоим, избежав кутерьмы:
четыре с половиной секунды света,
четыре с половиной секунды тьмы.
Рыбы в сети
Серебро звенит звонче золота —
звонче звон и блистательней блеск.
Точно так же, свежо и молодо,
рыбы
плещут свой плеск.
Сеть сияниями переполнена,
словно небо верткими молниями,
и в жестоком подобье игры
вьются, бьются эти миры.
Звезды тоже перед гибелью
вспыхнут, вечную тьму озарив.
Рыбы пляски кончают рыбьи,
плавники в ячеи зарыв.
И покуда
с небосвода
их лучей припекает сонм,
потускневшие от несвободы,
рыбы
погружаются в сон.
Движение облаков
Скажу без обиняков
и доказать смогу:
движение облаков
нельзя наблюдать на бегу.
Но, возлежа на спине
и на одном из боков,
следить удавалось мне
движение облаков.
Я на спине возлежал,
но я душой воспарял
и от восторга дрожал,
лишь в небо глаза вперял:
сквозь кислород, азот
и неизвестно куда,
затягивая горизонт,
шли облаков стада.
Отряхивая шерсть,
застрявших рос не щадя,
они вызывали шесть
различных видов дождя,
а разойдясь по углам
небес, по всем четырем,
показывали сверх программ
то солнышко, то гром
или же — синеву
такой голубизны,
что кажет вам наяву
концентрат весны.
Весною даль легка
и до того широка,
что как ни плывут облака,
не проплывут облака.
Цепная ласточка
Я слышу звон и точно знаю, где он,
и пусть меня романтик извинит:
не колокол, не ангел и не демон,
цепная ласточка
железами звенит.
Цепная ласточка, а цепь стальная,
из мелких звеньев, тонких, но стальных,
и то, что не порвать их, — точно знаю.
Я точно знаю —
не сорваться с них.
А синева, а вся голубизна!
О, как сиятельна ее темница!
Но у сияния свои границы:
летишь, крылом упрешься,
и — стена.
Цепной, но ласточке, нет, все-таки цепной,
хоть трижды ласточке, хоть трижды птице,
ей до смерти приходится ютиться
здесь,
в сфере притяжения земной.
Выгон
Травы — запахи земли,
в листья воплощенные и корни.
К ним по случаю весны пошли
вдумчиво принюхиваться кони.
Распахнули ноздри, как ворота.
Чуют что-то.
Понимают что-то.
С темной конскою душой
темная душа земная
разговор ведет большой,
но о чем — не знаю.