В этих так называемых каменных кольцах среди редких и мелких обломочков глинистых сланцев довольно часто встречаются эллипсоидальные, овалоидные и круглые кремневые или глинисто-кремневые конкреции, нередко заключающие в себе остатки окаменелых аммонитов среднетриасового возраста. Вероятно, в связи с прокаливанием горных пород этого участка во время, возможно, неоднократных, лесных пожаров среди конкреций, носящих иногда явные следы ожогов, преобладают не целые, а расколовшиеся — обнажающие в изломах аммонитов.
Последующими маршрутами мы с Лепихиным проследили те же отложения в ряде разрезов по отрогам водораздела, пересекающим полосу среднетриасовых отложений.
В тот вечер, когда Лепихин, ходивший почему-то, как и я, один, в первый раз принес среднетриасовые окаменелости и показывал их мне. Когда я уже все посмотрел, он вынул еще что-то завернутое в тряпку и со словами: «А эта фауна как вам понравится?» подал мне. В тряпке оказался язык лосихи. Рассказал, как он шел по тому самому отрогу водораздела, на котором собирал окаменелости, и, раздвинув ветви куста ольхи перед собой, вдруг увидел лосиху, которая, вскинув голову и поставив вертикально уши, повернутые раковинами ему навстречу, широко открыв ноздри, нюхала воздух, слушала подозрительные шорохи и смотрела прямо в сторону Лепихина. Но его она почему-то не успела увидеть, когда он шел, раздвигая кусты, а теперь он уже сидел, не шевелясь, в кусте, и она уже не могла его видеть. Сидел он так недолго. Ружье — одностволка-ижевка, так называемая Ижевск-Джонсон Джонсон, выменянная минувшей зимой за две пачки махорки, — было у него в руках, и он решил стрелять, пока она еще не пустилась вскачь прочь от него. Прицелился в лоб, нажал гашетку — мимо. Корова сделала резкий прыжок в сторону и опять застыла, повернувшись на 90 градусов, обратив теперь к нему свой левый бок. Должно быть, ее обмануло эхо и ей показалось, что опасность ей угрожает с той стороны.
Во второй раз Лепихин уже не промахнулся, и она была убита. Телок, который был с ней, долго не хотел уходить, но потом убежал. Этот поступок Лепихина я, конечно, осудил, — это было браконьерство, не вызванное даже необходимостью, потому что продукты у нас были в достаточном количестве. Долго говорили об этом.
Но тем не менее мясо нужно было забрать и использовать, раз уж так получилось. Да и, кроме того, местному населению — якутам и орочам разрешается убивать лосей, и они это делают постоянно. Запрещается только нам. Поэтому на другой день я, Лепихин и Карпенко собрались с утра пораньше на то место. Ободрали и разделали тушу, разрубив ее топором и разрезав на части. Потом на северном склоне отрога сняли большим пластом мох, обнажив мерзлый грунт со льдом, сложили на этом участке все мясо, укрыли его мхом, нарезанным дополнительно на соседних участках, и сверху навалили ветвей с листьями, хотя, собственно, солнечные лучи не доставали до этого участка. Только шкуру мы развесили на просушку, вывернув ее мездрой наружу.
Потом с мешком, наполненным мясом, вернулись к себе в палатку. По дороге я придумал, как сделать котлеты, не имея мясорубки. Я решил, что можно обойтись топором. Прежде всего, нужно было сделать толстую деревянную плашку, на которой потом рубить топором же мясо.
Так и сделали, по неопытности рассчитали плохо, и котлет получилось больше, чем было нужно. В общем, их оказалось много, а нас мало.
Лепихин тогда спросил Бекашева: «Это правда, что у татар есть такой праздник, который называется Байрам, когда все татары целый день едят не переставая?». А Бекашев, кажется, ответил, что в Байрам ничего не едят и не пьют от восхода до заката солнца и только вечером приступают к еде.
Это лето в смысле питания у нас было исключительно хорошее. Только мы доели первого медведя, как Лепихин убил лосиху, съели и ее, как я убил второго медведя. Рабочие были все время рады и благодарили особенно за то, что эта пища не стоила им ни копейки.
Работа с базой на кунгасе
Мне в то лето очень понравилась геологическая съемка с передвижной базой, находящейся на кунгасе. Передвигаясь по мере обработки площади, она постоянно оставалась на относительно небольшом расстоянии от объектов исследований, что очень облегчало работу сухопутного конного транспорта. Только благодаря этому нам почти вполне хватало наших двух кляч, полученных на Кулинской электростанции, — больной слабой кобылы гнедой масти и старого сивого мерина. Полевым партиям ведь всегда старались отдать тех лошадей, которые были слабы, больны, стары и являлись обузой в хозяйстве, в котором они находились. Я это давно и хорошо знал, так как еще на Бутугычаге в первый год работы мне преподали хороший урок.