Вскоре после моего прихода раздался телефонный звонок. Я взял трубку и услышал голос начальника нашего районного управления Г. А. Кечека, который попросил меня зайти к нему в кабинет.
Ну, подумал я, начинается. Сейчас он будет прорабатывать меня за то, что я долго тяну резину с проектом!
Переступаю порог кабинета и слышу слова Г. А. Кечека: «Звонил В. А. Цареградский (наш генерал-майор) и просил меня…». Это я принял за вступление к разговору от генеральского имени, готовясь обороняться. Но услышал дальше совсем неожиданное: «…поздравить вас с высокой правительственной наградой, с награждением вас орденом Ленина. Я тоже поздравляю вас».
Все это было слышать гораздо приятнее, чем то, к чему я приготовился. Все это было очень неожиданно, несмотря на то что еще полгода назад я знал, что меня представили к награждению. Но, повторю, что это прозвучало настолько неожиданно, что впору было просить, чтобы Г. А. Кечек повторил сказанное. Впервые в жизни я не верил ушам своим. Лишь позднее, слыша в течение нескольких дней от всех сотрудников и знакомых поздравления, я постепенно привык к тому, что это правда.
Так выглядит хранящаяся в Государственном архиве Магаданской области личная карточка ГУСДС НКВД СССР Виктора Володина из личного дела № 19292.
А месяца через полтора в торжественной обстановке в нашем клубе состоялось вручение орденов и медалей большой группе награжденных. Перед этим меня позвали в политотдел и проинструктировали, чтобы я принял награду левой рукой, а правую держал свободной для рукопожатия вручающего награду, начальника политуправления Дальстроя, а затем мне полагалось произнести слова благодарности.
Я всегда считал, что Правительство слишком высоко оценило мои скромные заслуги в деле, которым я занимался, вручив мне высшую награду страны, и поэтому мне очень трудно ответить на вопрос: за что меня наградили. Подвигов я не совершал.
Геологи знают, что полевые работы — это не только умственный, но и физический труд. Особенно на Севере, или, как принято называть, Крайнем Севере, в горных и высокогорных районах, при недостатке транспорта, при полном отсутствии спальных мешков, при недостатке продовольствия, при отсутствии подходящей обуви и одежды. Особенно трудно, когда выпадет дождливое лето. Дождь день за днем шуршит по палатке, и трудно решиться выйти в такую погоду в маршрут. Трудно, но бывает нужно. Трудно решиться нырнуть в кусты и, продираясь сквозь их заросли, собирать всю воду своими плечами и спиной, по которым она течет холодными струями под одеждой. Приходится, добравшись до верхней границы растительности, остановиться, развести костер для просушки, а затем идти по водоразделу в тучах, опять мокнуть и дрожать от холода, с большим трудом укрываясь от дождя, делать записи в полевую книжку и отмечать на карте точки наблюдений.
Страница из рукописных воспоминаний Виктора Володина.
А в хорошую солнечную погоду жить и работать мешают комары. Даже мошка, которая лезет в глаза и в нос, ничто по сравнению с комарами, которые не оставляют тебя ни днем, ни ночью и лезут даже в рот — вместе с супом, который ты ешь в дыму у костра.
Много невзгод приходится переживать полевику. Всех не перечислишь.
О самом, пожалуй, главном я не вспоминаю — о том, что маршрут приходится проходить, ничуть не считаясь со временем. День кончается, солнце заходит, а водораздел еще тянется дальше, и приходится торопиться, поднимаясь на очередные вершины и потом уже в темноте брести к своей палатке или ночевать у костра.
Вот и приходится выкладывать все свои физические силы, чтобы успеть, чтобы дойти, потому что завтра тоже будет рабочий день».
Как и любые воспоминания, написанные спустя достаточно большой срок, отдельные места могут быть переданы в некоторой трансформации. Вот, например, как описывает свой путь в мае 1939 года на Бутугычаг через Иганджинский перевал на Тенькинской трассе Виктор Володин: «Ближе к вечеру мы все же тронулись в путь и только 20 км успели проехать, пока было светло и тепло. Дорога была неплохая, но перевал 92 км, из-за которого дорога считалась закрытой, я и сейчас спустя 32 года помню отлично. Помню полого спускающуюся вдоль крутого склона узенькую дорожку, круто обходящую выступы склона, и многочисленные таблички, поставленные через каждые 10–15 метров с надписями, выхватываемыми светом фар из тьмы: «Осторожно!» «Опасно!». Потом площадка, где дорога поворачивает на 180 градусов. Если до поворота правый борт машины прижимался к склону, то теперь он нависал над пропастью, а прижимался левый.