Завтра он начнет жить по-своему.
Завтра он навсегда перестанет слушаться Петра.
Метель
Ночь тянулась очень долго. Ее было достаточно для того, чтобы выспаться, кому спалось, и чтобы передумать свои думы, кому они не давали сомкнуть глаз, и чтобы кто-то смог закончить свое тайное дело, и чтобы измениться погоде.
На рассвете холодный северо-восточный ветер совсем утих, с юго-запада надвинулась оттепель, с которой после морозов всегда приходят на Сумщину то стонущие метели, то чуткие тихие вечера и утренние зори с шумным чириканьем воробьев на стогах, запахами отсыревшей хвои и предчувствием весны.
Сергей проснулся с первым криком горластого петуха и, еще не понимая, где он и почему спит на полу, вскочил с постели. Впечатления вчерашнего дня тут же вернулись к нему. Он подошел к окну и отдернул занавеску. Серое пасмурное утро наполнило хату скупым светом.
Марфа подняла голову с подушки, отозвалась тихим, несонным голосом:
— Ты чего, Сергей?
Брат торопливо одевался, кое-как наматывая на ногу загрубевшие сухие онучи.
— Пойду за лошадью, — не понижая голоса, смело ответил Сергей.
— Так тебе и дадут.
— Говорили вчера, чтобы дров привез в школу...
«По дрова тебя так рано и батогом не поднять», — подумала Марфа и начала снова вспоминать о том, что не давало ей уснуть всю ночь. Сергей повезет летчика к Марии, только к ней. Только бы никто их не увидел, только бы... Надо Марии передать какой-нибудь гостинец.
Сергей плеснул в лицо горсть воды и вытерся одним махом.
— Прихвати сена с артельного двора... дома сбросишь.
— Ладно.
Провел пятерней по волосам, расчесав и пригладив их одновременно, надел кожушок и шапку, которую никогда не завязывал на подбородке, и вышел. Загремел чем-то за дверью в сенях и прошмыгнул мимо окна.
Марфа зевнула, натянула на оголенные плечи одеяло, поправила его за спиной девочки, что прилипла к теплому материнскому боку, и снова подумала о Сергее. Как проворно пошагал он. Давно не был таким.
Если бы она, Марфа, не сказала ему вчера, кто спит на лавке, ни за что бы сам не проснулся. Только бы все обошлось благополучно. Дороги теперь занесло, мороз... А страшнее всего ненавистные глаза: подглядывают они из окон да из-за углов, все замечают, собирают для кого-то. новинки. Как переменилась жизнь! Тревожно, неуверенно как-то в Белице. Было прошли партизаны через село, кажется держа путь куда-то в Хинельские или в Брянские леса. Вслед за ними немцы повалили. Вламывались в каждую хату, пожирая всех блеклыми от мороза глазами. Стук-стук! «У кого останавливались партизаны?» «Кто ушел с ними?» Кто-то все выслеживал и доносил... Взяли некоторых, и, видимо, уже не вернутся они обратно. А не так давно сделали немцы за ярами в лесу аэродром... И опять наезды, беготня, стрельба... А что, если выследят летчика? Боже! Марфа вздохнула и посмотрела на доченьку. Розовое личико с закрытыми глазами было спокойным. Марфа дотронулась до него губами, почувствовала его пахучее тепло и успокоилась. «Догадливый Сергей, — подумала о брате снова. — Рано выедет из села — никакая собака не увидит».
Когда в печи уже горел огонь, а мужчины умывались и одевались, напротив окна остановился конь. В хате сразу потемнело.
Неожиданная тень испугала всех: Дмитрий, причесываясь перед настенным зеркалом, бросился от окна. Петре, резко скрипнув протезом, подался к двери, а Марфа замерла на месте со сковородкой в руках.
Сергей вбежал в хату так быстро, словно за ним кто-то гнался. Веселыми, быстрыми глазами впился в Дмитрия и заговорил слишком возбужденно:
— Здравия желаю, товарищ лейтенант! Мне все известно. На бригадном дворе о вас только и разговоры. Едем!
— Куда едем? Разорался! — оборвал его Петро, и злость, а которой он вымолвил эти слова, сразу состарила его лицо. — Не спрося, как и что сделать, прешься с конем под окна, тянешь след к самой двери. Тебе, только бы ехать... Если нет своего ума — займи у других.
Одетый в длинное, серое, без воротника пальто, в рукавицах, Петро ходил по хате, переворачивал все на лавках, на лежанке: искал шапку. Его ворчливый, сердитый голос угнетал всех, в хате всем стало тесно. Дмитрий стоял посреди хаты и смотрел на Сергея, как на своего спасителя. «Быстрей, быстрей отсюда, — думал он. — Какое, счастье для меня этот парняга. Какое счастье!..»
Сергей не обращал внимания на то, о чем говорил сестрин муж, и вел себя так, словно бы последнего и вовсе не было в хате. Ему уже вот как надоели Петровы поучения да запугивания, а при таком человеке, как советский летчик, он и вовсе может его не слушать. Что скажет, что передаст сестре Марфа — больше ему нечего здесь ждать. Он остановился напротив печи и, озаренный светом пламени, стоял напружиненный, просто обалдевший от радости.