Зою глубоко ранили подобные слухи, она плакала в одиночестве, обдумывая их, и даже сама в душе начала соглашаться с тем, что, если бы действительно она не сошлась с Дмитрием, их жизнь сложилась бы по-другому. Все же она не жалела, что узнала Дмитрия, наоборот, раздумывая над своей судьбой, она гордилась и Дмитрием и собой, оправдывала каждый свой шаг одним и тем же: по-другому, видимо, не могло быть! Она бы никого так не полюбила, никого на свете! Побаивалась теперь только одного, что к ней придут и заберут все вещи Дмитрия, будут при этом разговаривать с ней резко и сурово. В такую минуту она вдруг брала Дмитриеву фотокарточку, или книгу, или орден, прижимала к груди и долго сидела неподвижно, поглощенная воспоминаниями, мысленными разговорами с ним... Ей рисовались какие-то странные встречи с ним — где-то, когда-то, после войны, когда они будут уже старыми. Порой она видела, будто идет лесом и зовет его, зовет, и он тоже отвечает ей. Истории из книг и фильмов оживали в ее памяти, на место вычитанных героев становился Дмитрий, и она видела себя рядом с ним в неимоверных приключениях. Когда проходили такие мечты, воспоминания, Зоя на какое-то время успокаивалась, поддерживая в себе смутную надежду.
Но со временем подобные воспоминания появлялись все реже и реже. Зоя жила заботами своего учреждения, своего городка. Поглубже спрятала свои боли. Кто присмотрелся бы теперь к ней, тот бы мог подумать, что она вовсе забыла Дмитрия и снова начала невеститься. Выступала на сценах клубов, в госпитале, ездила по селам — пела, плясала так, что залюбуешься! В окружении девушек шутила, хохотала, как все, участвовала даже в вечеринках и складчинах. Но внимательный глаз мог бы заметить, что по сравнению с тем, какой она была полгода назад, Зоя изменилась. Разговаривая с кем-либо, она могла вдруг умолкнуть, и тогда глаза ее, серые, ясные, большие глаза с чистыми-чистыми чуть подголубленными белками, окутывала такая задумчивость, такая тоска, что боязно было в них посмотреть.
С тех пор как Зоя перебралась к матери, Антон не заходил к ней, хотя знал, что Ирина Протасовна приняла бы его как желанного гостя. Стоило ему прийти с бутылкой вина, которого в Лебедином не продают с осени, прихватить консервов, конфет — Антон легко мог достать их через дружков-начпродов — и Ирина Протасовна согласилась бы устроить у них роскошный ужин с танцами под патефон. Но Антон, потеряв надежду возобновить отношения с Зоей хотя бы на бывшем уровне, понял, что ему надо делать второй, как говорят авиаторы, большой заход.
О Дмитрии не было никаких известий уже около двух месяцев. Антон понимал, что Зоя все больше убеждалась в гибели мужа... «Неужели она не задумается над своим будущим? Неужели оттолкнет того, кто проявит о ней настоящую заботу?» — рассуждал Антон. Он старался вести себя так, чтобы ничем не напоминать Зое про Дмитрия. Поэтому решил вообще некоторое время не показываться ей на глаза. Из клуба ему часто звонили, просили выступить с бригадой художественной самодеятельности, но он ссылался на свою занятость и даже на болезнь.
Так он выждал определенное время и действительно достиг того, что Зоя расспрашивала о нем у знакомых летчиков. Это сразу дошло до ушей Антона.
Однажды вечером, во время буйной сыроватой метели, Антон, надев любимую куртку на молниях, наконец-то подался в клуб: там выступал ансамбль маршевой части. О концерте нигде не объявлялось, но в Лебедином хорошо знали об этой новости и считали за большое счастье попасть на концерт.
Зою в клуб никто не пригласил. Она решила проникнуть туда сама. Положив в сумочку свое удостоверение работника редакции последних известий, она в чем была одета на работе — в пятнистой, поношенной, вытертой на рукавах, уже тесноватой меховой шубке, в стареньком синем с белой вставкой на груди платье, в сапогах — вышла из дому.
Ветер кружил снежинки, сыпал ими в лицо. Зоя придерживала полы, защищалась сумочкой от снега и шла у забора по заметенной дорожке. Холодные капли на щеках, просветы в ставнях и предчувствие чего-то радостного напоминали ей об иных, похожих, давних вечерах. Ей казалось, что где-то за метелицей, за белой мглой есть много яркого света, переливаются звонкие голоса и звучит музыка.