Много лет спустя американские газеты подняли крик о том, что Рузвельт якобы специально послал эсминец за своей собакой Фалой. Очередную речь президент начал так:
— Друзья, я говорю не от своего имени, а от имени моей глубоко оскорбленной ложью собаки Фалы...
Словом, Рузвельт умел действовать как бы из засады, а когда нужно было, открыто выходил под обстрел. Тем более что однажды он действительно был обстрелян: в феврале 1933 года, во время пребывания в Майами, на него было совершено покушение, правда, безуспешное.
Келли, как докладывали Рузвельту, уже не первый день готовил серьезные аргументы против признания России. В этом случае Рузвельт решил провести «разведку боем», чтобы знать, какого рода оружие будет использовано его противниками, когда начнется сражение.
Поэтому, воспользовавшись тем, что государственный секретарь был за границей, Рузвельт пригласил в Белый дом его подчиненного — шефа восточноевропейского отдела Роберта Келли.
— Господин президент! Позвольте мне на некоторое время прервать ваши размышления и попросить вас вернуться к нам, простым смертным!
Это был голос Шуматовой. Он заставил Рузвельта вздрогнуть. Ему вдруг показалось, что он заснул. Это было бы признаком слабости, а проявлять ее на людях Рузвельт не любил.
Он посмотрел на Шуматову. Та поспешно смешивала краски на откидных крышках этюдника, пробовала их на маленькой дощечке, окунала кисть в миску с водой, протягивала ручку кисти по направлению к лицу президента, словно измеряя; не изменилось ли расстояние между мольбертом и натурой.
Потом Шуматова схватила небольшое зеркало в яшмовой оправе, поднесла его к лицу президента и снова вернулась к портрету...
— Изящная вещица, — любезно заметил Рузвельт, указывая на зеркало.
— Да, очень, — согласилась Шуматова и добавила: — Мне подарила его миссис Харви Файрстоун.
— Я не слышал, чтобы старик Файрстоун производил, кроме шин, еще и зеркала.
— Ах, нет, что вы, мистер президент, это просто подарок. Миссис Файрстоун купила его у «Тиффани».
— Тоже неплохое местечко, — с улыбкой сказал президент. — Ну, как, фирма себя оправдывает?
— Ах, господин президент, дело не в зеркале! — с наигранным отчаянием сказала Шуматова. — Вы понимаете, самое трудное для художника — это глаза. Потом рот. Мой родственник, — между прочим, отличный художник, — учил меня, что рот должен быть возможно более... как бы сказать... нечетким. А линия между губами должна быть слегка изломанной. Прямая линия придает лицу выражение напряженного ожидания...
— Напряжение было бы в данном случае оправдано, — сказал президент, — ведь я ждал Келли.
— Простите, кого? — озадаченно произнесла Шуматова. Остальные сидевшие в комнате женщины тоже с недоумением посмотрели на президента.
— Вы задали мне вопрос, как произошло признание России? — обращаясь к Шуматовой, сказал Рузвельт. — Вот я и отправился в путешествие по времени. Келли был тогда шефом восточноевропейского отдела.
— Он выступал за? — спросила Шуматова.
— Пока он мне не сказал об этом еще ничего, — с хитрой усмешкой ответил Рузвельт. — Я пригласил его в Белый дом, и он с минуты на минуту должен войти в Овальный кабинет и доложить свое мнение.
— Что же он доложил?
— Но вы же не дали ему войти. — На этот раз Рузвельт широко улыбнулся.
— Хорошо, мистер президент, — решительно сказала Шуматова, — пусть каждый занимается своим делом. Я попытаюсь справиться с вашими глазами и линией рта. А господину Келли желаю быть более настойчивым...
Войдя в кабинет и подойдя к столу, за которым сидел Рузвельт, Роберт Келли увидел, что весь стол завален альбомами с почтовыми марками.
Конечно, он слышал о филателистической страсти президента, но, ожидая деловой беседы, подумал, что, может быть, спутал время и пришел некстати.
— Здравствуйте, мистер президент, — неуверенно произнес Келли. — Я не вовремя?
— Что вы, мистер Келли! Садитесь, пожалуйста, — гостеприимно произнес Рузвельт. — Лучшие часы моей жизни я провожу за марками. Так что вы пришли в мой лучший час.
— Польщен, сэр. Но не помешаю ли я вам?
— Отнюдь нет. Уверен, что, наоборот, поможете. Видите ли, среди марок, присланных мне недавно, я увидел вот эту…
Президент взял со стола пинцет и с осторожностью подцепил за уголок одну из неприклеенных марок.