Читая роман Чаковского, то и дело замечаешь, что Рузвельт в той или иной мере, хотя и не столь открыто, продолжал традиции этой смелой школы американских президентов, за что и был так горячо любим американским народом, четыре раза подряд посылавшим его в Белый дом, чего до этого в США никогда не случалось.
Иначе говоря, именно то, что Рузвельт в трудные для Америки дни оказался непохожим на множество обычных американских президентов средней руки или прямых реакционеров до и после него, подчеркивает его значение как исторической фигуры. Может ли кто-либо утверждать, что он был последним в ряду таких американских президентов? Чаковский не ставит такого вопроса, но думается, каждый серьезный читатель его романа сам ставит его перед собой. А ведь романы, в том числе и политические, тогда и хороши, когда они побуждают читателя дальше думать самому.
Чаковский отмечает, что опять-таки здравый смысл и ясный ум, а не какие-либо хитроумные, двойственные планы побудили Рузвельта в 1933 году восстановить дипломатические отношения США с Россией. «У Америки с Россией есть глубокие общие интересы, связанные с их безопасностью. А если так, то эти интересы можно использовать к выгоде обеих стран» — такова, считает автор, была основная, исходная мысль Рузвельта в то время.
Десяток лет спустя, когда уже шла мировая война. Рузвельт, обдумывая очередное письмо Сталину, рассуждает в романе сам с собой:
«Как развеять недоверие Сталина (по поводу некоторых действий западных союзников. — Э. Г.)? Как сделать из России союзника и на послевоенные времена?.. Как убедить его, что, пока я жив, Америка никогда не сделает России никакой подлости, что отношение к этой стране не временный и не конъюнктурный вопрос?»
«Пока я жив... никакой подлости...» Рузвельт не мог знать, что произойдет четыре десятилетия спустя при сороковом президенте США, И не предугадывал…
Ведь все-таки только беспримерная популярность Рузвельта у американского народа позволила ему в 30-х и 40-х годах наладить нормальные, хорошие отношения между Вашингтоном и Москвой. Чаковский показывает, что укрощаемая Рузвельтом американская реакция все же до последней минуты не сдавала своих антисоветских позиций и только ждала своего часа, чтобы предпринять контратаку.
Даже его близкие друзья и сотрудники, даже его родная мать делали что могли, чтобы воспрепятствовать его стремлению сотрудничать с социалистической державой. Известно, что Гарри Трумэн, ставший потом при Рузвельте вице-президентом США, заявил через день после нападения Гитлера на СССР в интервью с корреспондентом «Нью-Йорк таймс»: «Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше». Что-то от вашингтонского духа 80-х годов уже было в этих словах.
Не следует забывать, что Рузвельт был годами окружен такими людьми, проникавшими и в его личную среду. Но что они могли сделать против такого выдающегося государственного деятеля?
Чаковский делает эпиграфом своего романа слова Рузвельта, произнесенные им в Конгрессе 7 января 1943 года: «Я содрогаюсь при мысли, что произойдет с человечеством, в том числе и с нами, если нынешняя война не закончится прочным миром и вспыхнет новая война, когда наши сегодняшние малыши достигнут призывного возраста».
Пророческие слова. Он все-таки предвидел то, что все мы наблюдаем за океаном теперь, в 80-х годах. Предвидел и — сорок лет назад — хотел предостеречь. Рейгану тогда было 32 года.
Да, Рузвельт слишком хорошо знал скрытую кухню американского империализма, но, пока был жив, не позволял втянуть себя в ее котел.