СЛОВА ВЗЯЛИ МЕНЯ ЗА РУКУ
За батареей Виттельмент я долго пребывал.
История, он где-то там не умолкал, твой шквал.
Кого любимая не ждет — в свое кафе идет,
Ему лишь никелевый шар от доброй феи в дар,
Какая жалкая мечта! — но летом и зимой
Он все же тащится туда, за грязный столик свой.
Любил я угол у Роше, глядящий на бульвар,
Клеенкою покрытый стол, потрепанный бювар.
— Гарсон! Бумаги и чернил! — И в тот же самый миг
Уже я госпиталь забыл и вздор его интриг.
Бумага в клетку, но стихи и в клетках запоют,
Пока вечерние огни бульвары не зажгут.
Сиреневый и желтый свет. В лучах дождя бульвар.
И я кладу свою мечту под вытертый бювар,
Чтоб груз рекламы и меню скорее просушил
Густой от горьких тайн души лиловый сок чернил.
Любил я в хрупкие утра кафе Клюни квадрат.
Своей прохлады тень и свет он предложить был рад.
Любил я тот высокий дом под вывеской «Табак»
У набережной, на углу, где вечный полумрак.
Ротонде верен я бывал на несколько недель,
Потом какому-то бистро, что по пути в Курсель.
Кафе в проезде Жуффруа и этот тесный бар
В предместии Сент-Оноре. Потом кафе Биар.
Потом я помню Порт-Майо, кафе «Эксельсиор» —
Его кофейников свистки я слышу до сих пор.
Там было шумно невтерпеж, и мы оттуда вон
Ушли на площадь Театр-Франсэ, в аквариум-салон.
Он был на озеро похож, казалось — мы на дне.
Шли экипажи между рыб в струящемся окне.
Но тайный свет иных глубин приоткрывался нам,
Сидящим дружно вчетвером по целым вечерам.
Мы сочетали звук и звук, чтоб перестроить все вокруг.
Метаморфозы без конца — все это только ловкость рук.
И вот рождаются из слов диковинные существа.
Соорудил один из нас, чтоб на лету ловить слова,
Свою систему волчьих ям.
Гарсон! Бумагу и чернил! Рождаются на свет
Животные и птицы, которых в мире нет,
Которых тайный смысл понятен только нам.
А этот вверх ногами расписанный плафон,
Гибриды, сном рожденные, каких не знал Бюффон!
Творенья безрассудства, химеры без границ,
По горизонту буквы — большой алфавит птиц.
Иероглифы тюремных стон, кораллы всех морей.
Не ждите, все не перечесть фантазии моей.
О псовая охота, дремучие леса!
О ты, о матерь-темнота, волчицына роса.
О жертву приносящий, все ль задачи решены?
Проходят легкой чередой месяцы луны.
И что Месмер, то и Гомер — навыворот цветут цветы.
Слова на мраморе полны любви и доброты.
Вот это дичь, она мертва. Вот это груз судов.
Вот толкованье всех зверей, значение гербов.
По головам большую дичь подсчитывают вечера.
Горчайшим хмелем мы себя пьяним.
О быстропроходящая пора!
О языки, спрягавшие вчера
То, что сегодня унесло, как дым.
Пересекаем крыши, паруса…
Туманный мир, не время ли кончать?
Уже стучатся в стенку чудеса,
Их перечень уже заносим мы в тетрадь.
Ты видишь, на обложке Барбизон,
Руно и умирающий Язон.
У времени бумага — вся, оно в бреду, без сил.
— Гарсон! Бумаги и чернил! Бумаги и чернил!