* * *
Тут начинается великий сумрак слов.
Тут имя отступает от предмета.
Тут отражение невероятным стилем
Описывает мир, где стены это стены,
Уж раз на них ложатся пятна солнца,
И зеркало луны идущих мимо ловит.
Тут начинается дремучий лес фиглярств,
И тот, кто говорит, считает речь свою
Началом всех начал, а первый день творенья —
Не более как шаром из стекла,
В котором краски вьют свои спирали.
Но день второй настал, и он сказал:
«Да будет мрак!»— чтоб вспыхнул фейерверк.
На третий день себя познал он в тучах,
А на четвертый день себя познал средь вод.
И голос собственный ему вернуло эхо
На пятый день. Собрав букетом зори,
Поверил он, что слово человека
Первооснова всякого творенья.
В субботу, овладевший этим словом,
Он создал рыб и птиц по своему подобью.
А в воскресенье в праздничных одеждах
На улицу он вышел, удивляясь,
Что вслед ему смеются, плечами пожимают
И курят фимиам другим, и в честь безумья
Поет орган, гудят колокола…
Тут начинается заклятье, чары слов.
Вот дети жить идут. Свистульки и цимбалы.
Игра с огнем. Смятенье. Бессердечье.
В восторге все смешав, в восторге все растратят,
Вооружась трещоткой прокаженных.
Чертовский гвалт! Я презираю тех,
Кто сам следит за тем, куда поставить ногу.
Нет, трубный звук звучит не для собак.
А если я люблю ходить по лужам?
Вот дети, грандиозны и смешны,
Они в лесу знамений заблудились,
В сверкании огней, в игре теней,
В придуманном нарочно лабиринте.
Добыча собственная, минотавры
Своих страстей, бродячие актеры,
Которых мы стараемся не видеть,
Афиши, стрелки, росписи гуляний,
Трико и юбочки, расшитые слюдой,
Которая слетает, как чешуйки.
Вся мишура и позолота снов…
Вот каковы они при ярком свете,
Те, кто рискует головой, без сетки,
Выплевывая звезды из груди.
Их табор на ночь встанет возле лужи
На пустыре, на подступах к деревне.
Проснешься ты от холода под утро,
Когда в лучах зари сверкает свалка.
Весь день косить им травы снов ночных.
Куда девать покос? Ненужный урожай!
Ступайте прочь, цыгане, здесь не любят
Комедиантов, тех, кто платит долю
Умением стоять на голове.
Слова мне руку подают. Где я?
В каком я смутном утро заблудился?
Кто эти люди, едущие мимо?
Бранись, как возчик, что спешит на рынок,
И увлекайся, следуя за мыслью,
Не замечая, что ты говоришь.
Вот! Началось! Слова берут за руки.
Теряете из виду крыши, землю…
Вы чувствуете? Вас ведут слова
Непостижимою дорогой птиц.
* * *
Обо всем напрямик, безо всяких прикрас,
О друзьях, о любвях говорить я готов.
Лики мира, раскрыть бы мне вас
В озареньи двадцатых годов,
Я бы вспомнил тебя, позабытый маршрут.
Сколько памятных знаков в себе ты хранишь!
Сделай шаг — и шаги поведут
Через тот позабытый Париж.
От конца до конца, через город и ночь,
Сквозь себя этот путь нас привел бы к заре,
Запыхавшихся так, что невмочь,
Проигравших в своей же игре.
Научившихся бранью на брань отвечать,
Предлагая взамен философий мечты,
Там, где люди старались молчать,
Накричавшись до хрипоты.
О неистовый мир из соломы и слов,
Не могу разобраться, где жизнь и где бред.
Столько вредных дурных сорняков
На пути, где оставил я след.
Это время — его не понять уже мне.
Цели нет у того, кто не видит огня.
Память — пепел и тень на стене,
Тень, которая дразнит меня.
К этим первым часам обращаю я взгляд:
Сумасшедшие жесты, неистовый крик,
Сумасшедшего света каскад.
Кем же впрямь были мы в этот миг?