Несколько старых почтовых открыток найдешь — и, о ностальгия! —
На этих открытках деревья, и море, и небеса голубые.
Разумеется, лишь из-за этих видов ты их вставляешь в альбомы.
Их уменьшительные имена тебе одному знакомы,
И почерк и фразы простые.
Я вспоминаю ночи, что были всего лишь ночами,
Обыкновенные дни, радости и печали,
Я вспоминаю кафе в лесу, недалеко от вокзала,
Летом стакан холодной воды — разве этого мало?
Сумерки на Елисейских Полях однажды после дождя.
СЛОВО «ЛЮБОВЬ»
Вечер в Лондоне.
Желтый туман февраля.
Я один на один с наступленьем любви.
Но придет ли любимая?
И я сею вокруг нетерпенье шагов,
Встречных призраков я на ходу задеваю локтями.
Я приветствую доктора Джонсона, Джорджа Борроу
И Молль Флендерс, фланирующую вдоль Темзы.
Как сказал ты однажды о Лондоне, Шелли?
«Ад походит на Лондон». Но только совсем наизнанку,
Ад? Да полно! Ты разве видал его ночью?
Разве столько прикрас состоит там на службе у зла?
О пейзаж Мерилибоун-Род, этих улиц пустых,
Этих улиц без слов, где старательно вытерта кровь,
Где по праву себе говорил я: как все это странно!
Хлад Эреба… Но где они нынче,
Те костры миновавших времен?
И внезапно на улице вспыхнуло солнце из пакли.
Факел, факел! На улице факел горит!
Целый мир побежал в сапожищах из ваты
К этой ложной, неверной заре
Со стремянками, с ведрами, только в одном направленьи.
Сколько было нас в полночь пред домом, сгоревшим дотла.
О спасители, ваши движенья нелепы!
Раскаленные куклы корежатся в ваших руках.
Тротуары ведут меж собой разговоры на «кокни».
Эта гордая нищенка в кружеве грязном и в шляпе с пером,
Проповедник Гайд-парка, китаец Ист-Энда,
Что как будто сбежал из рассказов о Шерлоке Холмсе, —
Их не видно, их множество, слышны рыданья и ропот.
Мы присутствуем с вами при битве брандспойта с огнем.
Что сгорает безжалостно в этом крушении камня?
Пресеченные жизнью романы? Торговые сделки?
Перечеркнуты пламенем вывески фирм.
Ах, не знаю, не знаю… Какие-то пряности, ткани…
Крошку Доррит без чувств выносит толпа на руках.
Неужели же все и всегда только зрелище, только оно?
О, слепые свидетели историю позже расскажут,
Поломают развалины, выстроят наново дом
И откроют в подвале трактир, обязательно с пивом.
О чудесное пиво, которое очень похоже
И ничуть не похоже на песню.
* * *
Падать, падать, падать что есть силы,
Прежде чем достичь своей могилы,
Вновь проделать весь свой длинный путь.
Мне всего одну секунду надо,
Чтобы мир мой строем, как с парада,
Выстроить в мозгу и оглянуть.
Каждый образ мира жилкой бьется
И, как камень в глубине колодца,
Разбивает радугу воды.
Прошлое раздроблено, разбито,
В поединке все, что не забыто,
Солнца спорят с голосом беды.
О туман бесчисленных дыханий,
Тусклые пески существований,
Невесомость пыли и дождей.
Что я выбрал? Что мне вехой служит?
Падаю, бегу, и мозг мой кружит
Нарастанье скорости моей.
* * *
Любовь, что едва началась, — это словно страна в Зазеркалье.
Странный чопорный мир открывается любящим вдруг.
Ах, какие уроды в автобусах, в скверах, вокруг.
Господа допотопные… Мы о таких и не знали.
Боже мой, какой в Лондоне ветер, когда разгуляется он!
Он срывает со шляпника шляпу, а спящие видят кошмары.
Время года, когда на кадриль приглашают омары,
Черепаха заводит им в топ и вперед выступает Гриффон.
Вспоминаешь ли песню? Был тон ее низкий тяжелым.
Детской комнаты ритмы звучали в напеве глухом.
Но, однако, те ритмы своим я измерю стихом.
Будет день, и уйдешь ты, Алиса, с Льюисом Кэроллом.