Какой сироп ни льют в отвар
И сколько ни меняют яд,
Но слезы превратятся в пар,
Ты исцелишься, схлынет жар,
Лишь декорации стоят.
По тюрьмам в жажде перемен
Тела и души нас влачат.
Стирают месяцы со стен.
Следы предательств и измен,
Лишь декорации стоят.
Ломая сердце пополам,
Как хлеб, его скворцам крошат.
Я был неправ, я знаю сам.
Последний уголь светит нам.
Лишь декорации стоят.
* * *
Пыльные вокзалы. Буйволовы кожи.
Стража, стража, стража — гром оружья и сапог.
На буфетных стойках перец, и оршад.
Женщины сидят печально на своих узлах —
Глаза у женщин, как маслины, лица маслянисты.
Какова же ты, страна жажды и быков?
Обожженная земля. Где мы и куда мы?
На огромном полотне осёл и человек,
Кувшин воды, и серый хлеб, и луковица, и холмы,
Однообразная равнина, по которой катим мы.
Как пудель, поезд наш бежит.
В закате — каталонский флаг.
Примо де Ривера.
В гостиницах в те времена вошло в обычай среди слуг
При помощи замочных скважин за приезжими следить.
Чтоб было все согласно ученью нашей церкви.
Я с первой стужей приехал в Мадрид.
Поселился я в этот год
На Пуэрта-дель-Соль. Эта площадь лежит
И ждет, что явится новый Сид
И широкий плащ развернет,
И будет снова плащом закрыт
Этот жалкий и гнусный сброд.
Но где же испанский народ?!
Примо де Ривера.
В Прадо можно увидеть то, что на улицах скрыто от глаз.
Я узнал тебя на рисунке Гойя
Коридорный, подслушивающий у дверей.
У этого мастера зоркий глаз
И совсем особенный дар
Выставлять, Испания, напоказ,
Как играешь ты в жмурки. Страшен подчас
Рассекреченный им кошмар.
Эта осень ужас вселяет в нас,
Нарисована бегло в вечерний час
Жирным дегтем твоим, Гибралтар.
Примо де Ривера.
Я проехал Сиерры твои,
Где идут города, причитая:
Саламанка, Авила, Толедо, Сеговия,
Алкала́ де Эна́рес.
Бесконечная, пыльная череда…
Я их, словно бы четки, низал,
Городки, городишки и города…
Шла дорога, петляя гуда и сюда,
Нависали поля. Дул неслыханный шквал
И твоих королей прогонял навсегда,
И нещадно осленка жалкого гнал
По дороге в Эскуриал.
Примо де Ривера.
Полустанок между зимой и летом,
Меж Андалузией и Кастилией,
На сарацинском перевале
Пел молодой слепец.
Откуда, юноша, ты постиг
Такую силу и мощь напева?
Из глубины твой голос возник,
Как будто покровы свои на миг
Ночь сорвала, обнажая чрево.
Жалоба сердца, чистый родник,
Это народа-страдальца крик,
Кинжалом он в сердце твое проник
Cante jondo[5], полное гнева.
Примо де Ривера, Примо де Ривера, Примо де Ривера.
О шум составов с гор, шум колес.
И вдруг наступает август месяц.
И ветерок внезапно донес
Апельсинов цветущих далекий запах.