ЦЕНА ВЕСНЫ
1945
На клочья рвется снежный небосвод.
Сдает зима, земля трещит, потоки.
Уносят прочь обломки льдин и грязь.
Что происходит?
Грохот вдоль дорог.
Гремят колеса.
Суета весны
Все нарастает скрытою угрозой.
И в этот год она идет по рекам, отовсюду.
Назойливые мысли, и нужда, и испытания, и ночи, ночи рабства.
Издалека растет глубокий гул весны.
И люди, бледные от стужи, в рваном платье,
Впервые чувствуют в груди горячий сок надежды
При виде, как
Трепещут часовые,
Как, перешептываясь глухо,
Дрожат они, зеленые солдаты.
Мне не знаком тот край.
Его видал я только с высоты.
Вращались под крылами самолета его деревни, склоны и хребты.
И я с трудом могу восстановить пейзажа горного случайные черты.
Но, Пьер[7], тебя я вижу средь камней,
Глаза и волосы твои, но борода…
Все тот же ты, слегка покачиваешь головою.
Пережитое все тебя ничуть не изменило.
Ты, мальчик Пьер, с которым я делил хлеб молодых безумств.
Живущий между двух огней — иллюзия и долг,
Как ты упорно узнавал всех за и против вес.
И вдруг в грядущее тебя всей тяжестью своей
Судьба народа унесла, мой спутник, в трудный час,
Что меж другими и собой заставил выбрать нас.
Тебя я вижу, Пьер, в горах Словакии
В последний час, ведомого потоками.
Идешь, топча последний снег, оставив позади
Колючий лагерь и огни его прожекторов.
Идешь в горах Словакии,
И эта — фольклор.
Издалека растет глубокий гул весны.
Ты, Пьер, ты, как всегда, слегка качаешь головой,
Полуодет, в снегу, бежишь за горный перевал,
За перевал истории —
Все за и против взвешены, —
Влекомый весом будущего,
Ты, Пьер, Среди камней.
На тех камнях и выстроится будущее,
Затем что ты чудесно знаешь путь
Между долин, сосновых чащ, и скал, и горных рек,
И не тридцатый год стоит, и спор наш не о том,
Что связывало нас с Нервалем и Рембо.
Ты, Пьер, идешь по каменным ступеням.
Растет глубокий гул весны, приближен эхом скал.
И сколько ног в крови и бьющихся сердец
Здесь, в этой складке времени, таится.
Один ли ты иль рядом есть другие?
Другие люди — сходства и различья.
Товарищи, не избранные, нет — истории случайности живые.
Откуда? Все равно! Живые — пот и кровь.
Ты, Пьер, идешь по каменным ступеням.
Чего ты ждешь? Какого горизонта?
Какого потрясения? Какого
Ниспроверженья древнего порядка?
Какого грома копий и мечей
В то утро, когда юноша воскресший
Холщовую срывает плащаницу,
Глядит вокруг и видит чудо жизни?
А спутники твои? Да кто присел,
Кто гладит изувеченную ногу,
Кто задыхается…
Глядите вы в рассвет, в грядущий день.
Глядите вы в далекие туманы,
Готовы заплатить ценою жизни
За то, что просто потерял дорогу
В ущельях между скал эсэсовский патруль.
Hoch, hoch! Hierher! Wozu?
Schmutzige verdammte Tiere!
Hast du Willi etwas geseh’n?
Ruhe, ruhe, du Hund!
О Tannenbaum!
Gibt kein Tannenbaum, Verückter Kerl!
Kein Tannenbaum hier zu singen![8]
Готовые платить и сделавшие выбор
Между своей судьбою и другими,
Между своею жизнью и грядущим…
Их не нашли в той горной стороне,
Бойцов последней битвы, накануне
Прихода Красной Армии, весны.
О конский топот! Половодье танков!
Каскад обозов!
Словно влажной губкой,
Прошлись по пыльной карте полушарий.
Прощайте все, прощай, мой друг, погибший
В обломках европейского обвала.
Ты, раздающий музыку и песни
От всей души, не спрашивая сдачи,
Прощай, мой Пьер!
вернуться
7
Пьер Юник, поэт, один из тех, кто в 1931 г., в то же время, что и автор этой поэмы, порвал с группой сюрреалистов, избрав путь коммунизма. С 1940 по 1945 г. сидел в концлагере в Словакии, бежал в последние дни войны и погиб в горах, незадолго до прихода Красной Армии. —
вернуться
Вверх! Вверх! Сюда! Куда?
Проклятая, паршивая скотина!
Ты ничего не замечаешь, Вилли?
Черт побери! Потише ты, собака!
О елочка!
С ума ты спятил, парень!
Здесь никакую елочку не петь!
(нем.)
8