Комната Эльзы
(Пьеса в одном действии и в прозе)
ОНА.
ОН.
РАДИО.
Действие происходит в наши дни в комнате Эльзы.
В атом имени, как заметил Анри Матисс, Э и Л — это Она и Он, Э — это Эльза, Л — это Луи.
Комната. Такая, какую можно себе представить. И в то же время совершенно другая. В зависимости от вашего воображения кровать среди комнаты — словно корабль на глади вод, пришвартовавшийся плот или сани, брошенные в снегах. В зависимости от вашего представления, если яркий день, то комнату освещают два окна, расположенные друг против друга; за одним — полет голубей, за другим — огромные вербы; или венецианский свет хрустальных люстр, но это чисто предположительно, ибо в действительности для этой комнаты достаточно света двух лампочек, как в спальном вагоне, по обе стороны зеркала, над камином. В форме комнаты есть какое-то отступление, в обстановке — отклонение. Она зеленая, синяя или сиреневая — как на чей взгляд. Кое-кому она даже показалась соломенно-желтой — очевидно, это был усложненный характер. Имеется также огромное кресло перед туалетным столиком и высокое зеркало. Кроме этого — темное дерево, полное бликов, и ткани. Стиль не важен, только бы он не дисгармонировал с актрисой, играющей главную роль. То есть — Ее. Совершенно неописуема. В легком платье с множеством сборок, завернутая в кусок материи, падающий с плеч, несколько рыжеватая, несколько бледноватая. Словно бы Она идет по лесу среди папоротников и ручных зверей. Он сидит в ногах кровати и следит за тем, как Она движется по комнате. Он — большой, худой, довольно безобразный, одежда значения не имеет, в случае надобности это может быть и пижама. Это старый человек, и глаза Ему даны только для Нее. Он сидит так, как будто бы Он — в прошлом, которое всегда переживает само себя на несколько минут. Уже некоторое время тихо играет радио, время от времени оно бормочет неуловимые слова, затем снова возникает мотивчик, как узор на обоях.
В течение первых двадцати минут акта не происходит ничего, кроме того, что Его взгляд устремлен на Нее, несколько перемещаясь вслед за Ней. Это немного похоже на взгляд зрителя, следящего за партией в теннис, но только в этой игре никто не знает правил, нет ни сетки, ни мяча, ни игроков. Внезапно внимание приковывается к предмету поразительной красоты: это Ее рука с лепестками розовых ногтей, которая раскрывает огромный стенной шкаф, где висят платья. Затем видны платья на плечиках, какой-то сумрак, — начинает казаться, что оттуда сейчас кто-то выйдет, заговорит. Но рука притворяет шкаф. Несколько более отчетливо слышно радио.
Существует, разумеется, два варианта: зимний и летний. Если пьеса играется зимой, колорит несколько изменяется из-за закрытых окон. Если вы предпочли лето, одно из двух окон раскрыто. Тогда можно услышать и реку под ивами, а когда наступит вечер, в воздухе замелькают светляки. Но, однако, мы еще не дошли до этого.
Да, я забыл сказать: мужчина вполне может быть и не особенно высокого роста, если не нашлось подходящего актера, и еще, когда он наклоняет голову, сквозь белые, коротко остриженные волосы может проглядывать кожа черепа. Для типажа предпочтительнее было бы выбрать актера вроде Жана-Луи Барро, скорее чем Гарри Баура. Указание гримеру: не забудьте о морщинах.
Во всяком случае, ясно, что Она думает о таких вещах, в которых Его нет… Он к этому привык. Он не возражает. Он поистине не страдает от этого. Он уже давным-давно перестал предполагать, что мужчина может завладеть душевным миром женщины. Времена, когда Он не мог этого допустить, теперь давно уже миновали. Как баркас в море, спустивший свои, паруса, Он уже счастлив и тем, что может вот так, молча сидеть и смотреть на Нее и что Она этому никак не сопротивляется. Что Она не возражает против этого взгляда, как это бывало прежде. Она, очевидно, привыкла к нему — или это просто вежливость с Ее стороны? Ему очень хотелось бы поговорить об этом. Но Он сдерживает себя. Ну как это будет выглядеть? К тому же Он опасается, что не найдет неизбитых слов… не потому, что Она уж очень взыскательна, нет. Все дело в Нем. Сегодня Он бы этого себе не простил. Это по-дурацки: десятки лет говорить женщине самые обыденные слова, не придавая этому никакого значения, и в один прекрасный день (почему-то, впрочем, именно в этот день!) ощутить, что они дерут вам губы и что очень вдруг хочется — о, я не скажу: быть умным, но хотя бы таким показаться.