Выбрать главу
И сохранил я в плоти рук невыразимый аромат. Я не приучен с детских лет знать запахи по именам. Что это? Амбра? Триполи? Лантан? Японское кашу? Что за тончайший фимиам и что за мускус, наконец, Из папоротника, что сам давным-давно окаменел? Скажи мне, как тебя зовут, благоуханная земля? О палисандр огневой, о женский пепел, женский прах, О пряность ветра, вкус ночной, оставшийся на языке, Тяжелый, красный, сладкий вкус, скажи мне, как тебя зовут?
И отвечала мне земля на языке своем земном, Движеньем губ своих земных ища моих влюбленных губ: — Что, человек, не узнаешь? Я та же самая земля. Ребенком ты на мне играл. Я та тяжелая, земля, Тебя хранившая в войну. Я жду тебя, твоя земля. Тебя я крепко обниму, когда заснешь последним сном. Не драгоценная земля, обыкновенная земля…
Но между тем, но между тем однажды в юности моей — Благодаря ее корням, прокладывающим пути, И солнцу, что входило с ней, и тленью ярких лепестков, Познала розу я, она проникла в глубину мою, Переиначила меня… Неблагодарный, как же так? Меня в ладони ты берешь, губами трогаешь меня, Неблагодарный, как же так не узнаешь ты розу?
Ее, которая тебе другую землю создала.
Я — та земля другая.
Та, на которую мечта поставила свою ступню, Оставив след босой ноги ее владыки, та земля, Которую дожди веков напрасно силятся обмыть, Смесь насекомых, трав, корней с влюбленным семенем дерев, Земля, в которой есть всегда гниющей ящерицы дух, Хранящая в своей пыли секрет распада плоти, Земля кораллов и чуть-чуть гнилого винограда, Земля, зовущая в ночи газельей стаи призрак, Земля, которую трясет проклятый жар и жажда, Навалы пестрых черепков, лиловых и зеленых, Разбитый вдребезги кувшин и штукатурный мусор, Пыль перемолотых костей, когтей и оперенья — Тот прах, короче говоря, из возгласов и взрывов, То жертвоприношенье фазанов и плодов.
Тот вкус могил разрытых, Та солнечная ночь.
Земля, которая — я сам, короче говоря.
Земля целинная, земля изрытая, земля в бреду, Несущая лишь сорняки, валежник, хворост, сухостой, В которой спят глубоким сном надкрылья, корни, семена. Земля, идущая ва-банк, где каждый молодой росток Спешит раскрыться до поры, где замерзают черенки. Земля, которая кисла, как рек глубинные пески, Разведанная кое-как, нетерпеливая земля, Что понесла до срока. Земля, что отдается всем прохожим, бурям и ветрам. Земля кровосмешения, смущения и смут, Земля — гибрид снегов зимы и пламенного лета. И вдруг в нее вонзают нож глубокой обработки, Ворочают, исчерчивают, мучают — и вот Вся эта новая земля, вся молодая новина Лежит, готовая принять душистую культуру, Как ноздри — аромат.
Земля, короче говоря, которой стал я сам, Предназначаемый тебе. Ведь роза — это ты.
* * *
Ты — роза, о загадка роз в такое время года, Когда еще подобна колдовству опять зазеленевшая порубка, А дерево — всего лишь ствол прямой, всего лишь сделанный земле                                                                                            привой, Крест, противопоставленный могиле. Кривая мандрагора зимой пускает корни, Когда еще рука украдкой, под покровом Поглаживает дремлющие ноги зимы И корни, скрытые в земле, оцепенели. Еще ничто, ничто не предвещает Зеленый трепет сморщенного стебля, Потягиванье нежное его, Вертлявые подмышки первых листьев. Весну росы и плоти.