— Ну, теперь все выяснится, — Циана ободряюще пожала любимому руку. — О вашем веке у нас есть полная документация, вероятно, компьютерам удастся разыскать тебя. Ты ведь не рядовой человек.
— Послушай, что за шутки вы позволяете себе? — спросил он.
— Какие шутки? Решается твоя судьба, ты что, не понимаешь? — она снова чмокнула его в щеку со шрамом. Можно было подумать, что людям двадцать четвертого века страшно не хватает подобных шрамов.
— Не понимаю.
— Проверяют линию твоей жизни. Если она прерывается и ты исчез в том году, из которого мы прибыли, значит, ты остался здесь.
— А если я вернулся? — продолжил он, все также по-дурацки ничего не понимая. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, ведь историки всегда путаются во временах.
Взгляд у Цианы померк, а инженер, стоящий рядом, приободрился.
— Тогда мы узнаем, что с тобой случилось.
И она уставилась на своего научного руководителя, который в ожидании результата теперь разглядывал небо, здания вдали — что угодно, только бы не встречаться взглядом с этими тремя, воплощавшими собой три варианта надежды.
Молодой инженер не выдержал и скрылся в машине — проверить ее программу. Он только взял с них слово, что они никуда не уйдут, но у них и не было такого намерения.
— Циана, лучше мне вернуться! — взмолился спорный объект, как только они остались наедине.
— Разве ты не любишь меня? Я, конечно, не держу тебя силой, но… О, Афродита, — схватилась она за голову. — А я так мечтала путешествовать с тобою вместе в прошлом!
Несмотря на смешное обращение к древней богине любви, ее горе выглядело настоящим. Он попытался обнять девушку.
— Конечно, люблю! Но я хотел сказать…
По быстрому шагу профессора издали можно было догадаться, что у него радостная весть. Но для кого?
— Циана, я вижу, ты уже смирилась с законами истории…
— Нет! — сердито шмыгнула девушка носом.
— А надо бы! Что за историк из тебя выйдет, если… Наш гость был известным в свое время человеком. У него были дети и внуки, которые радовались его славе.
— Известный? — усомнился историк, знавший, как трудно в его области добиться славы.
— Больше я ничего не имею права сообщить вам.
— Но почему?
— Неужели вам не ясно, почему? Кому дозволено заранее знать свою судьбу?
— Но ведь вы можете меня обмануть, не правда ли? Чтобы прогнать.
Не только профессор, но и сама Циана, полюбившая историка из двадцатого века, была потрясена. Такое вроде бы безобидное на наш взгляд замечание в двадцать четвертом веке считалось тяжелым оскорблением.
— Ну ладно, бог с вами, — усугубил свою ошибку историк. — Но как вы мне докажете…
— Компьютер сообщил мне о давно закончившейся судьбе. Я не могу по собственной воле ее менять, — ответил профессор хмуро. Ему трудно было простить обидное недоверие, хотя, если быть справедливым, этот человек из прошлых веков заслуживал снисхождения. — Ваш первый ребенок родился в год вашей встречи с Цианой, значит, вы скрыли от нас, что ваша жена ждет ребенка.
— Вот видите, тут какая-то ошибка! У меня нет жены! — обрадовался недоразумению историк.
— Александр, машина готова к обратному полету? Вы будете его сопровождать, — повернулся профессор к инженеру. Тот так и светился радостью. Наверное, он был готов отвезти своего гостя хоть на край Вселенной.
— Это действительно так? — спросила студентка своего профессора.
— Циана, неужели ты во мне сомневаешься? Когда он уедет, я посодействую тебе, чтобы ты сама все проверила…
— Но разве может историк лгать! — возмутилась девушка.
— Но я не лгу, поверьте мне, — воскликнул ее коллега из древности. — И я не двинусь отсюда, пока все не выяснится окончательно! А вы меня ни с кем не спутали? И чем именно я известен?
Профессор враждебно поджал губы, нахмурился, но историк повторил свою угрозу, что не сдвинется с места, пока…
— Писатель. Известный писатель-фантаст.
— Кто? Я? — прыснул со смеху историк-грибник.
— В данных компьютера нет другого человека с таким именем. И все остальное совпадает.
— Но вы отдаете себе отчет в своих словах?
— Я знаю, в ваше время ложь была очень распространенным явлением, — расплакалась девушка. — Но почему меня, почему именно меня нужно обманывать! Немедленно сотрите его в моей памяти, немедленно! Чтобы историк стал фантастом, о Афродита!.. — и студентка побежала в направлении институтского метро, будто убегая от страшного преступления.