Циана хотела спросить, чем может провиниться студент в первом самостоятельном полете, когда программа строго ограничена, но профессор и на этот раз отгадал ее вопрос. А может, он был телепатом, ведь в этом институте полно телепатов?
— Я посылал их в двадцатый век, чтобы они доставили мне немного ракии. Те, которые доставляли, моментально вылетали из курса.
— Но это… это… — девушка задохнулась от возмущения.
— Нечестно и подло, — подсказал он. — Да, неслыханная в наше время подлость! Но я не из нашего времени, милая, и не могу принадлежать только ему, иначе я не смогу делать свое дело как надо. Я — порождение этих чертовых машин. Ну, ладно, ты расцениваешь мой поступок как неморальный, а почему бы тебе не задуматься прежде над поступками тех своих бывших коллег, которые спешили совершить целых два нарушения правил, только бы услужить своему профессору? В двадцатом веке это называлось подхалимажем. Какое гадкое слово — подхалимаж!
Циана не знала, почему каждое упоминание об этом далеком двадцатом веке действовало на нее как болезненное прикосновение, как воспоминание о сладострастном сне. Но это были странные воспоминания — без образов. Воспоминания чувств. Да-да, воспоминания чувств! Ей так и хотелось броситься к профессору и взмолиться: «Пустите и меня когда-нибудь в этот таинственный век!» Но профессор стукнул бутылкой по крышке письменного стола, точно отгоняя от себя прозрачное искушение.
— Наверное, ты спросишь, откуда у твоих коллег желание подмазаться? Я не раз цитировал вам на лекциях слова философа и революционера девятнадцатого века Маркса: традиция тысяч мертвых поколений до нас кошмаром тяготеет над нами. Она, эта традиция, — вместе со всем, что есть в ней плохого, отложилась в наших генах, и нам бесконечно трудно ей противостоять. А мы, хрононавты, всякий раз оказываемся прямо-таки в нечеловеческом положении. С одной стороны, нам нужно оставаться незамеченными, то есть во всем походить на остальных людей соответствующего века, а в то же время оставаться безучастными, не поддающимися никаким соблазнам сторонними наблюдателями…
Да, нечто подобное он говорил на лекциях, но разве обратишь на это внимание, когда тебя снедает страстное желание вкусить прошлого, опознать его всеми своими чувствами.
Заметив, что слова и теперь не доходят до сознания хорошенькой девушки, профессор продолжил более настойчивым тоном:
— Ну, какой еще пример тебе привести? Предположим, что в данный момент я безумно желаю тебя, а в то же время не имею права даже намекнуть об этом. Представь себе всю трагедию, весь драматизм моего положения!
Однако Циана вроде бы не оказалась способной представить себе трагедию, потому что только обрадовалась.
— Но вы и в самом деле желаете?
— Ох, — вздохнул профессор. — Какой нормальный мужчина может не пожелать такую девушку, как ты! Я хотел другое сказать…
— Но мы сейчас не в прошлом! — прервал а его Циана, и это прозвучало как поощрение, хотя, вероятнее всего, она хотела сказать что-то другое.
Улыбка исчезла с лица профессора, охваченного, наверное, всеми предрассудками прошлых веков: разница в возрасте, служебное положение, чувство ответственности, неопределенный или скорее вполне определенный страх — все факторы, которые в их веке давно не играли никакой роли в любовных взаимоотношениях. Он почти бегом бросился к бутылке, схватил ее, как утопающий хватается за соломинку.
— Нет, у тебя не только перед историей нет чувства ответственности!
Циана улыбнулась ему самой лучезарной и самой кокетливой улыбкой.
— И что же вы намерены со мной сделать?
— Пошлю тебя на астероиды! — взорвался профессор между двумя очередными глотками ракии, но после второго он уже взял себя в руки. — Тебе придется решительно проститься с прошлым, моя милая проказница! Но так как ты все же мне симпатична, я предлагаю тебе астероиды. Авантюристке вроде тебя будет интересно. Там совершаются эпохальные открытия, и это необходимо описать. Один мой бывший студент просил меня прислать ему историка.
— Да, понимаю, оператора для работы на компьютере! — помрачнела Циана, потому что это был самый презренный из всех возможных путь для историка-неудачника.
— Компьютер у них вышел из строя, они не могут с ним справиться, а без него им и того хуже. Соглашайся, прошу тебя! Хотя бы ради диплома хрононавта, который я так легкомысленно тебе выдал.