— Что тебе здесь надо?
При этом голос нельзя было назвать недружелюбным: он был несколько хрипловат и даже слабоват. Голос удивил меня не меньше, чем появление его владельца. Чтобы ответить ему, мне пришлось немного приподнять маску:
— Я пришла к тебе. Здравствуй.
— Ага, значит, желаешь мне здравствовать, а? А что это у тебя на лице?
Такого начала я меньше всего ожидала. Однако я не имела права сказать правду о маске, которая должна была предохранить меня при употреблении газового пистолета. Я пробормотала что-то невнятное, вроде «как тебе сказать… это маска… на случай, если в твоем лабиринте…»
— Ха-ха-ха! — расхохотался бык. — Значит, решила меня напугать? Ну-ка сбрось эту маску, сбрасывай, тебе говорю! Посмотрю я на тебя, какая ты храбрая.
Я медленно сняла маску, опустила ее — пусть болтается на шее! — но ни на секунду не спускала пальца с курка пистолета, потому что в этом узком коридоре никак нельзя было избежать возможного удара. Я оглянулась по сторонам в поисках укрытия, потом оглядела бычью голову и тут поняла, что она словно парализована. Ни разу не дрогнула ни ноздря при разговоре, ни глаз в черном провале, что легко было заметить даже при слабом освещении.
— А ты хороша, — сказал этот странный бык с кротким одобрением, от которого нетрудно было прийти в смущение. — А может, ты очередная девица?
В замешательстве я сказала:
— Я не девица, — а он снова рассмеялся коротким смешком и сказал:
— Ну, это не имеет значения. Он, Минотавр, уже постарел и уже не ест мяса, так что не бойся! — после чего бычья голова задвигалась, начала опускаться вниз, а над нею показалось бледное лицо мужчины третьего возраста, если следовать классификации, данной впоследствии Аристотелем. Потом из-за угла показалась и вся его фигура — хилая, сутуловатая, в простых одеждах отшельника. В одной руке мужчина держал страшную бычью голову, а в другой — большой глиняный сосуд.
— Ты кто? — спросила я его, а он мне ответил, что слуга Минотавра, и я снова забеспокоилась. Этого я не предусмотрела. А ведь Минотавр как-никак царский сын, и у него, вероятно, был не один слуга, возможно, даже целая свита. Если придется всех усыплять, плохо мое дело… Однако пока опасности не чувствовалось, потому что слуга Минотавра сказал мне по-стариковски дружелюбно:
— Идем, идем, девушка! С тобой, кажется, можно поговорить, потому что других присылают ни живых ни мертвых, так что их долго не можешь привести в чувство. Пойдем, не бойся!
И он застучал копытами, оказавшимися самыми обыкновенными деревянными сандалиями. Я догнала его, держа пистолет наготове, раздумывая на ходу, а не стоит ли усыпить его и самой поискать Минотавра, но сосуд в его руке отвлек мое внимание. Такого я еще не видела ни в музеях, ни в альбомах, посвященных крито-микенской культуре, и я спросила, для чего он — для воды или для вина?
— Ты хочешь пить? — ответил он мне вопросом на вопрос. — Я дам тебе напиться. И вино у меня есть, и ключевая вода. Наверное, от страха пересохло в горлышке, а? — спросил он с добродушным смешком. — Потерпи немного, скоро придем.
Коридор завершился площадкой, от которой вверх шли около двадцати каменных ступеней. Они вывели нас на чистую, огражденную со всех сторон террасу с навесом для тени, прикрепленным к невысокому зданию. Сама терраса и здание находились на краю высокого обрывистого морского берега. Отсюда, наверное, взлетели в небо Дедал и его сын Икар на скрепленных воском крыльях, чтобы навсегда покинуть лабиринт с его страшной тайной.
Я еще не знала, в какой точно год попала я на Крит на своем хронолете, потому что тогда хронолеты давали ужасный разброс во времени и мы работали, в значительной мере полагаясь на удачу, но я не смела спросить, чтобы не выдать себя. Я была довольна уже и тем, что попала во времена Минотавра.
— Ну, добро пожаловать, располагайся, — указал мне старик на широкое, удивительно чистое ложе под навесом. — А я принесу тебе свежей водицы. А может, предпочитаешь вино для смелости, а? — задорно подмигнул он мне выцветшими глазами. Трудно было предположить, чтобы страшный зверь держал у себя слугой такого добряка.
Я ответила ему, что мне ничего не нужно, что я спешу, а о сосуде спросила потому, что никогда не видела таких.
— Но это вовсе не сосуд! — поднял он его. — Разве не видишь, что у него нет дна? Это рупор, в него я рычал, чтобы испугать тебя, но ты оказалась молодцом.
Он осторожно поставил рупор в угол, рядом бросил бычью маску с красными нарисованными ноздрями. Теперь я решилась пошутить: