— Вас просят к телефону, — перевел Кремп.
Взяв трубку, Бернсдорф услышал, как женский голос торопливо проговорил:
— Больше ждать не надо, я не могу кое от кого избавиться. Прошу вас, не называйте сейчас меня по имени. Если хотите, встретимся после вечернего сеанса у кинотеатра «Лус».
— Хорошо, я буду.
И тут же трубку повесили, как и полагается в боевике.
Когда они вернулись в отель, в справочном бюро сидела та женщина, что и вчера. «Кого-то она мне мучительно напоминает», — подумал Бернсдорф. Лицо из прошлого, но из какого?
Фишеру настолько понравилось у Ридмюллера, что он не торопился уйти, пока не появился новый гость, молодой американец по фамилии Вилан. Красавец, по-спортивному подтянутый, с густыми, слегка вьющимися темными волосами и светло-голубыми глазами. Все на месте, даже ямочка на подбородке. Нет, слишком уж он красив, чтобы мириться с его присутствием. Ундина… Тем более что разговор пошел по-английски, а тут он не силен.
— Жаль, что вы нас покидаете, — сказал Ридмюллер. — Мистер Вилан прекрасно знает страну, он шеф отдела информации американской миссии экономической помощи Гватемале. Их штаб в Сакапе, в самом центре бывшего повстанческого района.
— Приглашаю вас на выходные дни, — сказал Вилан. — На машине всего полтора часа езды! Если вы решили сделать кино о Гватемале, вам обязательно стоит почаще выбираться из столицы. Я показал бы вам, как действует «План Пилото».
— «Пилото»?
— Так называется наша программа помощи, покончившая с терроризмом мирным путем.
Ридмюллер проводил их до ворот.
— А я был бы рад принять вас в субботу в Лаго-де-Атитлан, на моей «приморской» вилле, — говорил он, не сводя глаз с Ундины и обращаясь как бы к ней одной. — Это ближе, чем Сакапа, и там нет такой удушающей жары.
— Очень любезно с вашей стороны, — сказал Фишер. — Но тогда группе придется разделиться.
Бернсдорф сидел у Виолы Санчес, в кресле-качалке ее отца, который, по ее словам, в отъезде; прозвучало это так, будто ее родители эмигранты.
— За мной следят, — шепнула она Бернсдорфу при встрече у кинотеатра. Пойдемте быстрее ко мне. Я живу одна. Мои родители в Мексике.
После такого предложения он не заставил упрашивать себя дважды. Она сидела у стены под распятием и рассказывала все, что знала о Кампано. Родился он неподалеку отсюда. Дом сохранился, обветшавшее здание в стиле колониального барокко. Родители — врачи, в настоящий момент в эмиграции. Уже в школе Кампано, худенький мальчишка невысокого роста, отличался необузданным нравом, часто был агрессивен. Поступил в университет, участвовал в революционных выступлениях. Перед неминуемым арестом бежал на Кубу, потом вернулся. И наконец ушел в горы. Где он сейчас, никому не известно…
Он неожиданно разоткровенничался:
— У себя дома я хочу, например, бороться за человека вроде вашего Кампано. Показать, что значит быть революционером в стране, где стремление к социализму считается преступлением, а все люди левых убеждений — опасными элементами и негодяями! Вам нравится моя профессия? Согласен, интересы у нас многообразные, фантазия постоянно возбуждена, ты постоянно в движении; а что остается после заполненного заботами дня? Где смысл сделанного?
Бернсдорф заметил вдруг, что говорит совершенно серьезно, искренне. Такое в разговорах с женщинами случалось с ним редко, и он понял, почему сидит как пай-мальчик в кресле-качалке, а не пересядет к Виоле и не обнимет ее. Потому что между ними как-то сразу установились отношения взаимного доверия, а это дорогого стоит.
Когда зазвонил телефон, майор Понсе как раз просматривал годовой отчет уголовной полиции органам безопасности — третий вариант, составленный на сей раз им лично. Как всегда, он не мог нарадоваться на филигранность собственных формулировок. Кто проработал в государственном аппарате двадцать лет, знал, что от него требовалось: составить отчет короткий и подробный одновременно. Этот отчет удовлетворит полковника Матарассо.
К его удивлению, полковник ни словом о документе не упомянул, зато сразу набросился на него:
— Камило, это ты наложил арест на два ящика с киноаппаратурой немецких репортеров? Зачем? С какой целью?
— Они хотят раздуть историю насчет наших террористов, полковник. Кстати, они не репортеры, а просто киношники…
Почувствовав, что Матарассо не видит в этом никакой разницы, добавил:
— У них нет поддержки ни прессы, ни даже собственного посольства. Действуют на собственный страх и риск.
— Это ты так думаешь! Почему тогда мне пришлось отчитываться перед Толедо?