Какая между ними с Ундиной разница? Оба они верой и правдой служат одному божку, одному идолу — тому, что не дает людям думать. И разве так уж важно, что тебя отупляет: дурацкая реклама или бессмысленный фильм… Но сейчас Ундина говорила о чем-то другом, она, кажется, осталась без работы?..
— Фишер решил уйти на покой, представь себе, в пятьдесят с небольшим, — объясняла она. — Собирается слетать в Африку, на сафари. Но не через «Бюро путешествий», независимость для него превыше всего.
— С кем же он полетит?
— Он предпочел бы со мной. Спросил, согласна ли я сопровождать его. В Кению, «по следам Хемингуэя».
— А ты? Согласилась?
— Лутц! Мне нужна работа. Нет ли у тебя чего для меня? Может быть, в твоей съемочной группе?
Ему было неприятно огорчать ее, но свою съемочную группу он как раз распустил. Он сказал об этом Ундине и добавил:
— Я постараюсь разузнать что-нибудь. Было бы курам на смех, если бы мы тебя не пристроили… Не горюй, все уладится.
Ундина кивнула.
— Да, а сам я финишировал. Осталось еще кое-что по мелочам: перемонтировать, перезаписать звук, но тут они и без меня справятся. Знаешь, я сыт по горло… Хочу вырваться из этой клетки. Попытаюсь поставить настоящий фильм… Если я на это еще способен. Знаешь, чего мне не хватает? Другого климата!
— Тебе тоже? В моей машине внизу сидит еще один такой сумасшедший. Хочет снять большой фильм, с левых позиций, и по возможности за океаном.
Бернсдорф навострил уши.
— Кто он такой?
— А-а, студент. Но оператор профессиональный, научился этому в бундесвере. А теперь, представь себе, снимает акции протеста.
— Снять политический фильм на документальном материале за океаном? Эта идея сразу понравилась ему. — Чудесно! Только… кто даст нам деньги? Впрочем, скорее всего твой Фишер. Ему все равно, охотиться на слонов или финансировать немецкое кино…
— Ты способен говорить со мной серьезно?
Ундина уставилась на него своими светлыми, несколько асимметрично расставленными глазами, из-за которых он некогда и обратил на нее внимание.
— Ты, Ундина, себя недооцениваешь, — сказал он. — Разве не с тобой он собирался лететь в Кению? Потом ты сказала, что он любит независимость, любит командовать. Если он станет нашим продюсером, мы ему это предоставим.
— Знаешь, кто ты, Лутц? Совратитель, Мефистофель!..
— «Дорога в ад устлана долларовыми купюрами». Вставай! Пойдем получать аванс на дорогу в ад!
Ундина дозвонилась до Фишера, тот согласился принять ее около десяти вечера. А потом они решили заехать к Ундине, тем более что это по дороге. Подойдя к машине, засыпанной снегом, Ундина сразу заметила, что попутчик ее дожидается. Молодой человек вышел им навстречу. Ростом он на голову выше Бернсдорфа, но не столь плечист.
— Кремп, — представился он.
— Я рада, что вы дождались меня, — сказала Ундина. — Это Лутц Бернсдорф, режиссер. У нас неожиданно родился серьезный план: снять за границей фильм. «Левый», конечно. И оператором мы видим вас. Кстати, у вас есть желание прогуляться в Африку?
— Почему в Африку?
— А что вы имеете против Африки?
— Латинская Америка мне как-то ближе.
— В чем вы видите разницу? Все страны одинаковы, как на экране телевизора.
— Если вы намерены снять фильм, который заинтересует нашего зрителя, вы должны выбрать страну, где капитализм не в зародыше, а уже достаточно развит.
Ундина почувствовала, что, если так пойдет дальше, им не договориться.
— Я бы все-таки посоветовал вам взять Гватемалу, — стоял на своем Кремп, который, подобно всем уроженцам севера Германии, был упрямцем.
— Где убили нашего посла? — спросил Бернсдорф.
— К самой стране это отношения не имеет.
— Дипломаты у вас не в почете, я угадал?
— Нет. Мой дядя дипломат. Я жил у него в Лиме.
— Понимаю. Значит, вы знаете испанский… Как ты считаешь, Ундина, сможем мы уломать Фишера? В силах он отказаться от сафари?
— Вы, наверное, задумали сделать игровой фильм? — спросил Кремп. Тогда я для вас неподходящий человек. Я чистой воды документалист.