Второе, менее страшное, но не менее тотальное изменение государства — безудержный рост раковой опухоли бюрократии при безудержном же падении ее квалификации и ответственности. Тут проявилось странное болезненное свойство всего антисоветского проекта: любой дефект советского государства, на который направляли огонь своей критики либеральные интеллектуалы в СССР и на Западе, после уничтожения Советского Союза вдруг как будто вырывался на волю в зверском обличии и в невиданном размере. Уже не как дефект, а как активное, организующее зло.
Так, говорилось, что советское государство отягощено разбухшим бюрократическим аппаратом. И это казалось правдой. Но это была заведомая неправда при сравнении с тем, что произошло в антисоветском государстве. В государственном аппарате управления всего СССР было занято 16 млн. человек. Около 80 % его усилий было направлено на управление народным хозяйством. Сегодня в государственном аппарате России 17 млн. чиновников. Хозяйством государство теперь не управляет (90 % его приватизировано), а населения в РФ вдвое меньше, чем в СССР. В результате реформы произошло десятикратное «разбухание» чиновничества относительно его функций!
То, что сотворила с государством неолиберальная реформа — лишь один из множества ее типичных аспектов. Здесь, как и в других аспектах, видна ее философская и духовная матрица. Она несовместима с общей рациональностью и этикой! Еще страшнее другое. Мир наблюдал, как в элите большой страны происходил распад всех устойчивых интеллектуальных конструкций, возникал мыслительный и нравственный хаос, на арену выходил дремучий, тупой социал-дарвинизм. И западные либералы, социал-демократы и даже значительная часть европейских коммунистов этому аплодировали. Это колоссальный провал западной культуры, страшный откат от норм и идеалов Просвещения.
Разрушение культуры России: социал-дарвинизм как философия реформы
В ходе перестройки произошло быстрое изменение мировоззрения и социально-философских представлений той части советской элиты, которая была ответственна за разработку и реализацию программы реформ. Во многом это было вызвано интенсивным интеллектуальным взаимодействием с западными коллегами неолиберального направления.
Эта культурная мутация, которая стала одной из причин глубокого кризиса, стала важным экспериментом в сфере общественного сознания и уже вошла в историю как достойное изучения явление культуры. Замечателен и тот парадоксальный, но регулярно повторяющийся в истории факт, что в туземной элите под давлением ее западных наставников происходит культурный регресс, сдвиг к антирационализму, назад от европейского Просвещения. Опыт великих реформаторов, проложивших в XX веке пути модернизации (Ленин, Сунь Ятсен, Ганди), показал, что успешно перенять опыт Запада можно только сохранив духовную и культурную автономию от него.
Антисоветские реформаторы России, напротив, стали эпигонами Запада — и тем самым, как ни парадоксально, изменили идеалам и рациональности Просвещения. В целом сообщество российских экономистов-«рыночников» приняло представление о мире и человеке, основанное на социал-дарвинизме, что противоречит всей культурной траектории России.
Это проявилось прежде всего в крайнем, доходящем до абсурда натурализме, и он был сразу распространен на экономику. Поразительно, как с помощью идеологии неолиберализма удалось замечательным образом стереть в сознании образованных людей вполне очевидную вещь — экономика суть явление социальное, присущее только человеческому обществу. Это порождение культуры, а не явление природы. Были сломаны все интеллектуальные барьеры против натурализации экономики, которые так усердно выстраивали Макс Вебер и Кейнс.
Экономист, многолетний декан факультета экономики Московского университета Г. Х. Попов изрек в начале реформ: «Социализм пришел, как нечто искусственное, а рынок должен вернуться, как нечто естественное». Отметим его стыдливость — противопоставляя социализму капитализм, он заменяет это слово термином «рынок».
А. Стреляный, ведущий радио «Свобода», сказал уже в 2001 г.: «Всё советское народное хозяйство, от первого тракторного завода до последней прачечной, появилось на свет неестественным путём. Эти искусственные создания (артефакты) и существовать могли только в искусственной среде, что значит за счёт казны, а не потребителя».
Называть «естественным» завод, построенный «по указке потребителя, а не Госплана» — глупость. Это такой же «артефакт», могущий «существовать только в искусственной среде». Ну как могли европейские интеллектуалы столько лет слушать подобную чушь и поддакивать ей!