— Конечно. Как разденешься, зови,— почти незаметно подмигнув, он скрылся за дверью, ведущей обратно в мастерскую.
Она до последнего провожала его взглядом. Лишь когда до чуткого слуха донёсся звук воды, хмыкнув, сняла с себя форменную куртку, под которой оказалась только белая майка без спины на двух тоненьких завязках на шее и талии, и забралась на высокий барный стул. Норд появился на голос почти сразу. С недоверием заглянув за дверь, он дёрнул выразительными бровями, мысленно удивляясь тому, какой подготовленной она пришла в этот раз, и по знакомому сценарию подошёл со спины.
Лёгкое касание заставило её вздрогнуть. Он замер на несколько секунд, подняв глаза от мерцающей панели процессора на её затылке, а потом неспеша продолжил убирать прядки пепельных волос. Взгляд невольно цеплялся за свежие ссадины и царапины на её теле, от которых не спасла даже броня, и он рефлекторно щурил глаза, а сердце нервно сжималось.
Яркие янтарные огоньки проносились по вживлённой в позвоночник электрической жиле от процессора, игриво привлекая к себе внимание. Точно такие же дорожки светились на руках до самых запястий. У него в лёгких вдруг не стало воздуха, и мысли предательски обратились к сокровенному. Медленно, словно боясь её спугнуть, он положил тёплую ладонь на аккуратный изгиб шеи и нежно провёл по коже большим пальцем. Раньше она бы его остановила. Но в этот раз не последовало совсем никакой реакции, ни дрожи, ни вздоха. Как будто это молчание давало ему разрешение.
Сила воли всё ещё стойко держала его за плечи, ограждая от необдуманных действий. Сглотнув подступивший к горлу комок, он прислонил к панели процессора небольшую тонкую пластинку. И пропустив между пальцами припаянную к ней мерцающую ленту, направил её вдоль позвоночника. Скользящие касания продолжили незаконченную тактильную беседу. Эти изящные изгибы шеи, плечей, точёной талии сводили его с ума, намертво приковывали взгляд. И каждый раз ему приходилось закрывать внутренний пожар на тысячи замков из-за банальной субординации.
Она ведь не давала явного повода. Даже намёка. Но этот раз пошёл в разрез привычному сценарию. Он уже был готов вновь смиренно надеть на свои чувства тяжёлые цепи, но она сама помогла ему от них избавиться. Манящими движениями, будто рисуя узоры, он провёл по её обнажённой спине, с упоением вслушиваясь в глубокое и частое дыхание. Как истинный гурман, Норд не торопил события, растягивал удовольствие, как сладкую карамель, доводя температуру между ними до безумных значений.
А её сердце покорно таяло под этими прикосновениями. Каждая клеточка трепетала, посылая искорки в пьянеющее сознание. Именно за это она его обожала — за эту сложную натуру, влюблённую в долгое послевкусие. Закусив нижнюю губу, она всеми мыслями утопала в его тёплых руках, в бездонных синих глазах, которые теперь вольно бродили взглядом по её обнажённой спине.
Свободной рукой Норд запустил планшет. На экране тут же появилась сводка данных с процессора. И цифры на блоке пульса и температуры заставили его удовлетворённо вскинуть бровь. Вроде бы сердце и так всё знало, но разуму не хватало вот таких подсказок.
— Убери уже эту настройку. Или тебе настолько нравится лицезреть меня полуголой раз в неделю?— протяжный дерзкий голос пулей ворвался в его сознание.
Он не отвечал несколько секунд, затерявшись в пучине мыслей.
— Даже не представляешь насколько,— стальной, как лезвие, голос прозвучал в ответ.
Открыто и решительно. Словно он только что снял пистолет с предохранителя. А вот поднести палец к курку вызвалась она. Незаметно нажав на рычажок стула, она резко повернулась к нему лицом, сразу впившись откровенным взглядом в его лицо. Медово-карие радужки вдруг вспыхнули золотистыми всполохами. Он не поднял белого флага под этой меткой очередью, твёрдо стоял на своём, выцарапывая из её сердца сокровенную истину.
— Ну так давай уже решим этот вопрос…
В блеклом свете ламп было видно, как дёрнулись скулы на его напряжённом лице. А она продолжала вопросительно и отчасти требовательно заглядывать в бездонные глубины его лазурных глаз, требуя не слов, а действий. Смелых и решительных.
Он насильно оторвал взгляд от пылающих янтарных глаз, обратился к багряным разгорячённым губам, потом по нежной тонкой шее проскользил до обнажённых ключиц и остановился на груди, скрытой за тонкой шелковистой тканью. Белый шёлк вздрагивал от частого дыхания, изящно ложась на округлые формы. Беззащитность и непозволительная открытость стали спусковым крючком. В голове наконец прозвучал этот выстрел. И хмельное сознание отступило, отдав главную роль горячему сердцу.
Сантиметры расстояния превратились в ничто. Он решительно и нагло впился в её багряные губы, оставляя на коже следы от прикосновений. Пальцы рисовали узоры на плечах и шее, обжигая своей теплотой.
— Что же ты со мной делаешь,— расстворилось в жарком дыхании.
Она рассмеялась. Снова коснулась влажных горячих губ, увлекая в новый дерзкий поцелуй. Битва пожара за секунду сожгла сердца. За ним оставался ещё один должок. Он глухо зашипел, когда во рту появился стальной привкус крови, а нижнюю губу пронзили иголочки боли, и, едва отпрянув, строго всмотрелся в её мерцающие глаза. С уголка рта сбежала алая капля. Флейм не дала ей упасть, ловко смахнула пальцем и приложила его к собственным губам.
— Ты не учёл одного,— ироничная улыбка озарила её лицо,—У Чейзера по природе двухсторонняя связь. И блокировка, которую ты ставил, слетала уже через два часа. Так что, милый, не только ты всё это время копался в моей голове.
Его тонкие губы растянулись в опасной усмешке. Синие радужки засветились предостерегающим огнём, который за одно мгновегние подтвердил и закончил все недосказанности и молчание. В словах уже не было необходимости. Взгляд, хищная ухмылка, нежное касание к шее поставили жирную точку. А дальше главную роль взяли исключительно пылкие чувства и первородные инстинкты.
Он по-хозяйски опустил ладони на её бедра, которые уже хитро обхватили талию, подпуская ещё ближе. Коленки требовательно впивались под рёбра, выдавливая из лёгких последний воздух. И жгучее манящее тепло его рук мгновенно впиталось в ткань её форменных брюк, породив звенящую дрожь по всему телу. Он снова мягко прильнул к губам, дразня лишь прикосновением. Горячее дыхание обжигало кожу, проникая к самому сердцу. Секунда. Тонкие бретельки разорвались под утробный вздох, и белая ткань изящно слетела на пол.
На сердце кто-то убрал ручник. И каждое касание, её холодные пальчики, дерзко впивающиеся в затылок, вызывающие покусывания горячих губ, тёплая упругая грудь, которая прижималась к его собственной, ища в ней защиту воскрещали в нём неистового собственника. Тормозов ведь не стало, как и пути назад.
Вскоре под звон бряшки её графитные брюки отправились на заслуженный отдых вместе с его футболкой. Хрупкая спина, запомнившая пламя последнего боя, встретила холодный пол. Она жалобно шикнула, снова прикусив его губы, словно выражая обиду. А он терпеливо провёл ладонью по ключицам, рассыпая на нежной коже осколки тепла. Затянувшаяся пьеса наконец подошла к изящному завершению, безцеременно уничтожив между ними недосказанность, соединив горячие сердца в пылающий танец чувств и ощущений. В это раннее тихое утро она, желанная Флейм, стала его.