Агафон: Безусловно. Быть может нельзя учесть математически минусы прошлого и плюсы настоящего, и многие даже говорят, что если противопоставить явление жизни из прошлого настоящему, то нынешнее не выше и даже еще ниже. До некоторой степени это верно, например, смертная казнь в большинстве современных государств фактически уничтожена, но заменена одиночным заключением, где человек превращен в живого мертвеца, — быстрая смерть заменена медленной и нелегальной, и это считается гуманнее. Но человечество в прошлом как-бы спало в летаргии, а теперь оно проснулось от сладкого сна и потягивается, расправляя свои онемевшие было члены; такое пробуждение многим и многим пришлось не по вкусу. Не мало и в настоящем отрицательных явлений; среди рабочих организаций Запада и Америки, которые окрепли и процветают — энергия падает; вся работа сваливается на талантливых, честных руководителей, а большинство отдыхает от трудов праведных, кейфует; сеять помидоры и иметь двухспальные кровати — вот идеал большинства.
Но — „все-таки движется“!. Пусть мертвые глубже проникают в землю,, а живые все выше и выше будут подниматься.... к солнцу — в этом великий закон жизни „естественный и механический“ подбор. Будущее в руках тех, кто рожден соколом, а не ужом, не тех, кто ни горяч, ни холоден... Если мы не знаем еще законов, управляющих людьми, то мы знаем, видим и слышим, что человечество ищет новых путей; оно думает, волнуется, мыслит и эту мыслительную способность передает по наследству, в виде большого числа мозговых извилин. Как скрипка, на которой играют, становится ценнее, так и мозг человека от времени, начиная с Адама, через обработку его мыслями, идеями делается драгоценнее, благороднее.
Не в этом ли заключается закон сохранения энергии, социально-психической энергии?.
Конечно, есть скрипка и скрипка!. Скрипка Страдивариуса дает иные звуки чем простая, но и она, достигнув Рубикона, за который ей не перешагнуть, начинает разрушаться.
Но, дело сделано: Звуки были перелиты в мозг человека, они заставляли сердце биться быстрей и интенсивней жить, Львы Толстые, Бакунины, Канты, Ньютоны, — это скрипки Страдовариуса, одухотворенные самосознанием; наступает и для них, конечно, конец, разрушение, но звуки останутся с нами очень и очень долго. Нации и все человечество, как и скрипки Страдовариуса и ординарные, переживают эти циклы. Но прогресс заключается в том, что все их звуки не потеряны для нас, — как это было раньше, а останутся с нами навсегда и мы уже сами, сознательно, можем делать свой мозг культурнее и будущему поколению передать нечто ценное (более) чем получили сами. Но эта обработка для передачи не насилие, она происходит естественно, нормально.
А для того, чтобы не зная законов, управляющих судьбами людей, узнать будущее, наметить его, я предлагаю вам Илья, воспользоваться гипнотическим сном, когда человека можно заставить всю остроту его зрения и ума сосредоточить в известном направлении для прозрения будущего, а тогда, вероятно, нам удастся проникнуть в ближайшее и далекое....
Илья: Вы шутите?
Агафон: Нисколько. Ведь мы ничем не рискуем. Согласны? — Он согласился...
Необходимое металлическое зеркальце у нас было. Дождались вечера.... Окончилась поверка и мертвая тишина помогла сосредоточиться.
Зеркало, освещенное лампой, бросало пучок лучей в глаза Ильи. Веки задрожали и он перестал существовать.
Я приказал ему перенестись вперед на 100 лет., в Париж, который, вероятно, и тогда будет сосредоточием ума и знаний...
Агафон: Вы уже в Париже?
Илья: Да....
Агафон: Ну, так ходите, узнавайте новое и передавайте мне, — вы меня поняли?
Илья: Да. До свидания...
Фу... Дух захватило. Удивительное дело: помню что говорил с Агафоном, и почему я очутился вдруг в Париже, который узнал по мелькавшей вдали башне Эйфеля....
Но начнем наши исследования, а то, вероятно, Агафон, ждет не дождется меня. Так как Париж город культурный, то мне не нужно скрывать, что я житель прошлого столетия. После тюремного ужина, мне захотелось есть — решил искать столовую, где-бы можно было закусить.... Город почти не изменился. Чистота, повидимому, идеальнейшая. Шума от экипажей не слышно; странно, что упряжных лошадей совершенно не видно. Автомобили, без дыма и вони легко скользили по широким улицам, усаженным деревьями. Аэропланы — одиночки, аэростаты — вагоны пересекали воздух во всех направлениях. Люди были одеты в широкие, без рукавов, но разнообразного фасона и материй, очень изящные как-бы пеплосы. Женщин на первый взгляд-не отличить, они, как и мужчины без бороды и усов, были без кос — этих очагов заразы, ходят все не покрывая голов ни шляпами, ни платками — хорошо, что я забыл свою. А вот и столовая....