Предоставим мертвым прошлого и будущего „погребать своих мертвецов“ — им виднее, что для них лучше и какой идеал жизни выбирать. Наш „идеал“, теперь, не считаясь с последствиями, должны мы и осуществлять, — в противном случае, он, как скафандр водолаза, тянет ко дну, — стань на него ногами и расправь свои крылья о, человек.
Когда-то чудовищам приносили в пищу людей, — так говорят в сказках, а теперь она стала былью: чуть свет раздается рев чугунный, это их зов: сотни тысяч мужчин, женщин и детей несут им свою кровь, мускулы, здоровье и жизнь, высосав силу чудовища отпускают их на ночь, и то не всегда, что бы на утро снова взяться за тоже. Сыздавна несется не то стон, не то песня: „эй, дубинушка, ухнем“ и беспрерывно дзинь бум раздается.... Горы товаров навалены в складах, амбары переполнены хлебом, а их творец — ходит гол и голоден. Как проститутка он торгует своим телом, дает радость и наслаждение врагам, а сам, — сам мечтает об „идеале“, когда „не будет на свете ни слез, ни вражды, ни бескрестных могил, ни рабов, ни нужды беспросветной, мертвящей нужды, ни меча, ни позорных столбов.“ Как христиане, видевшие перед глазами „царство божие“ умирали на арене цирков, наполняли тюрьмы и каменоломни в глубокой надежде переделать мир и осушить слезы земли, — видит и он лучший мир, стремится к нему, живет по спартански и идет на каторгу, но как христиане двадцать веков напрасно прождали и жизнь свою сожгли, чтобы рабским трудом своим накормить кучку Лукуллов, Неронов и им подобных, — прождет напрасно и он.
Отбрось будущее, оно принадлежит послерожденным; ты не живешь, а томишься, перевариваешься „в котле“ фабричном, а жизнь проходит и ты не видишь солнца. Как сопоставить ненависть твою к работодателям и твой труд на них же? — Твои проклятья расходятся с делом. Не вливай напрасно новое вино в старые меха. Начни же поражать твоих врагов, их же оружием, в самое больное и смертельное место — в капитал. Ты, созданный создавать, не жди „всеобщей забастовки“, а скрести руки, прекрати созидание — и ты победишь!
Часто слышишь обвинения против правителей и за торговлю водкой, и за дома терпимости, за почти поголовную безграмотность, но в то же время видишь, как тот же возмущавшийся раб идет в „монопольку“ и выкладывает двугривенный, на который будет нанят стражник для успокоения его бунтарского духа; в деревнях нет школ, но зато, на собранные пятаки строят златоверхие храмы; ненавидят „мироедов“, но еще издалёка снимают перед ним шапки......
Продавать свое тело, или покупать других, бить при удаче кого-либо или подставлять свою щеку, — иного нет. Нет человека — есть раб и рабский дух осеняет все учреждения его! Не избежали его и профессиональные союзы и организации всякого рода: „представительство“ поручительство, передача воли другому, центры, комитеты и многое, говорящее скорее о потере самодеятельности и энергии, чем о борьбе. Союзы приучают к „постепеновщине“, грошовым расчетам; в то время как жизнь коротка и проходит бесследно, занимаются толками об уменьшении на несколько минут рабочего времени, когда уже доказано, что достаточно четырех часов труда, чтобы все были обеспечены всем; они кроме подачи милостыни, своею жизнью, Ваалу капитализма ни до чего не додумались.
„Всякому имеющему дано будет, а у не имеющего отнимется и то, что имеет“. Как верно отметил Гете, посылая в Фаусте проклятья тому, что люди считают счастьем верным: „Семейству, власти и труду“. И дальше: — „Но больше всех, тебе проклятие — терпенье — злейший наш порок!“ Большинство „организаций“ плод бессилия, самопомощь не равных, где хромой ведет слепого, где люди так привыкли говорить „мы“, что их скорее можно убедить, по выражению Фихте, принимать себя за кусок лавы на луне, чем за „я“, в них индивидуальность не терпима и шероховатость ее сглаживается под общий ранжир „среднего“ человека. Хотят психику, которая так велика своей оригинальностью, связать узами однообразия; как сапог на базаре покупается всяким, думают приобрести идеи Кропоткина, Маркса, Штирнера, Бакунина и др. сильных своей индивидуальностью, и натянуть на первого встречного. Люди в своем мире так разнохарактерны, как цветы весною на лугу, где каждый издает только ему свойственный аромат, имеет иную форму, чем его сосед, в линиях такое же разнообразие, как в лицах людей, двух листьев одного и того же дерева не найдешь одинаковых. Нет „марксистов“, „бакунистов“ существование их следствие недоразумения, — есть Маркс, Бакунин, их идея срослась с каждым из них, и отнять ее от них, это все равно, что изучать ботанику по сорванному и измятому цветку, любить растительность, когда она лежит в ярусах дров.... Не заглушать свою самобытность, а проявлять ее должен всякий из нас. Выказать все свои способности, развить всю свою энергию, расцвести пышным, одуряющим или ароматичным цветком, своей заложенной природою индивидуальностью, — в этом назначение человеческой жизни. Быть самим собою в великом и низком, в красоте и безобразии, в радости и горе, а тем более в идеях — вот в чем цель человеческого существования. Не скрывать свои особенности должен индивид, а культивировать. Мимитизмом идей страдает человек.