миф. Мы с Персефоной как раз говорили об этом сегодня вечером.
— Если бы он не был мифом, Аидабыло бы достаточно, чтобы заставить Зевса задуматься.
Каллисто фыркает.
— За исключением того, что даже если бы он существовал, он ни за что не был бы таким же
плохим, как Зевс.
— Он не такой. — Слова вырываются наружу, несмотря на все мои усилия удержать их внутри.
Черт возьми, я хотела держать их подальше от этого, но, очевидно, это не сработает. Я должна была догадаться об этом в тот момент, когда набрал номер Эвридики. За пенни, за фунт. Я прочищаю горло.
— Неважно, кто он, он не так плох, как Зевс.
Голоса моих сестер сливаются, когда они выражают свое потрясение.
— Что?
— Ты ударился головой, когда убегал от этих придурков?
— Персефона, твоя одержимость выходит из-под контроля.
Я вздыхаю.
— У меня нет галлюцинаций, и я не ударился головой. — Лучше не говорить
им о моих ногах или о том факте, что я все еще немного дрожу, даже после того, как меня укутали. — Он настоящий, и он был здесь все это время.
Мои сестры снова молчат, переваривая это. Каллисто ругается.
— Люди бы знали.
Это должно было быть так. Тот факт, что мы все это время считали его мифом, говорит о большем влиянии, которое хотели стереть об Аида с лица Олимпа. Это говорит о вмешательстве Зевса, потому что у кого еще есть сила провернуть что-то подобное? Может быть, Посейдон, но если это не касается моря и доков, то его, похоже, это не волнует. Ни один из остальных Тринадцати не обладает такой властью, как унаследованные роли. Никто из них не посмел бы присвоить себе титул Аида, по крайней мере, в одиночку.
Но тогда никто на самом деле не говорит о том, как мало пересечений между верхним и нижним городом. Это просто воспринимается так, как есть. Даже я никогда не сомневалась в этом, а я сомневаюсь во многом другом, когда речь заходит об Олимпе и Тринадцати.
Наконец, Психея говорит:
— Что тебе от нас нужно?
Я напряженно думаю. Мне нужно продержаться только до своего дня рождения, а потом я свободна. Трастовый фонд, созданный нашей бабушкой, тогда переходит ко мне, и мне больше никогда не придется полагаться ни на свою мать, ни на кого-либо в Олимпе. Но не раньше, чем мне исполнится двадцать пять лет. Теперь у меня есть кое-какие собственные средства, но на самом деле они мне не принадлежат. Они принадлежат моей матери. Я могла бы попросить сестер принести мне сумочку, но мама уже заморозила мои счета. Ей нравится делать это, чтобы наказать нас, и она захочет убедиться, что я приползу обратно после такого унижения. Более того, я не хочу, чтобы мои сестры были в нижнем городе, даже если бы они могли перебраться через реку Стикс. Не тогда, когда опасность, кажется, подстерегает за каждым углом.
На самом деле, есть только один ответ.
— Я собираюсь что-нибудь придумать, но я не вернусь. Не сейчас.
— Персефона, это не план. — Каллисто тяжело вздыхает. — У тебя нет денег, нет телефона,
который вряд ли не прослушивается, и ты сожительствуешь с бугименом Олимпа, который также является одним из Тринадцати. Он — само определение опасности. Это прямо противоположно плану.
Я не могу с этим спорить.
— Я разберусь с этим.
— Ага, конечно. Попробуй еще раз.
Психея прочищает горло.
— Если Эвридика сможет отвлечь маму, мы с Каллисто Можем принести тебе одноразовый
телефон и те деньги, которые у нас есть. Это должно, по крайней мере, дать тебе время во всем разобраться.
Последнее, чего я хочу, это втягивать в это своих сестер, но теперь уже слишком поздно. Я откидываюсь на спинку кровати.
— Дайте мне подумать об этом. Я позвоню завтра и сообщу более подробную информацию.
— Это не…
— Я люблю вас всех. До свидания. — Я вешаю трубку, прежде чем они смогут найти другой
вопрос для спора. Это правильный выбор, но это не мешает мне чувствовать, что я оборвала последнюю связь со своим прошлым. Я очень долго разрабатывала способ покинуть Олимп, так что этот перерыв должен был произойти, но я думала, что буду более внимательна. Я думала, что все еще смогу общаться со своими сестрами, не подвергая их опасности. Я думала, что, если бы у меня было достаточно времени, мама даже пришла бы в себя и простила меня за то, что я не стала пешкой в одном из ее планов.
Похоже, я во многом ошибалась.
Чтобы дать себе еще о чем-нибудь подумать, я оглядываю комнату. Она такая же роскошная, как и те части дома, которые я видела до сих пор, большая кровать с темно-синим балдахином, которым могла бы гордиться любая принцесса. Деревянные полы, которые так любит Аид, покрыты толстым ковром, и повсюду еще больше лепнины. Здесь такая же атмосфера, как и в остальном доме, но на самом деле это не дает мне много подсказок о человеке, которому принадлежит это место. Очевидно, это спальня для гостей, и в ественно сомнительно, что она расскажет мне что-нибудь об Аиде.