– Ты не очень-то следил за ней, ведь так?
– Да, не очень. А зачем? Она очень хорошая девушка. Хотя... хотя в общем-то, конечно, я мог бы уделять ей побольше времени. Понимаешь, после смерти Генри я... – Он беспомощно развел руками, а затем устало и безвольно опустил их по бокам.
– Гас, она в беде. И, боюсь, в очень большой!
Старик уставился на него непонимающим взглядом. Постарался улыбнуться, но улыбка вышла какой-то жалкой и быстро увяла, а вместо нее появились крепко сжатые кулаки его сильных рук.
– Беда? Большая беда? Ты имеешь в виду ребенка? Хочешь сказать, какой-то мерзавец... – Он начал медленно подниматься со стула.
– Сядь на место. Гас. Не ребенок, гораздо хуже... куда хуже...
Гас так же медленно опустился на место, не сводя с Поля Дармонда озадаченного взгляда. На его лице снова появилась робкая улыбка.
– Хуже? Поль, что такое «куда хуже»? Ты, наверное, шутишь? Хочешь меня разыграть, да?
– Нет, не хочу. Она... она наркоманка, Гас.
Улыбка стала напряженной, жесткой, но с лица не исчезла. Казалось, ее навечно приклеили к губам.
– Наркоманка? Откуда тебе это известно? Какой, интересно, кретин сказал тебе это, друг мой Поль?
– Никто ничего мне не говорил. Гас. Это написано у нее на лице. Достаточно одного взгляда, и любому, кто разбирается в этом, тут же все ясно.
– Нет, нет, Поль, ты ошибаешься! Это просто невозможно. Кто угодно, только не моя Тина! Нет, она у меня очень хорошая девочка.
– Увы, Гас, к сожалению, я не ошибаюсь. Это горькая, но, тем не менее, правда. Сейчас в наших школах этого добра хватает. Среди девочек тоже. Причем с каждым годом наркоманов становится все больше и больше. Они сами или с чужой помощью садятся на иглу, а потом им, как воздух, становятся нужны деньги, много денег, чтобы иметь возможность покупать себе требуемую дозу. Твоя Тина уже на игле, Гас, и, поскольку ты не уделял ей должного внимания, бог знает, кем еще она уже стала...
Внимательно наблюдая за лицом своего друга, Поль заметил, как остекленели его глаза. Гас встал со стула, медленно подошел к окну, остановился, невидящим взглядом посмотрел на улицу. Поль, подойдя к нему сзади, мягко положил руку на его плечо.
– Грязь, – тихо произнес Гас. – Какая же это грязь! – Он слегка повернул голову, и Поль увидел, что его щека мокрая. – Клянусь, я найду того подонка, который дал ей эту отраву, найду и убью!
– Но Тине это ничем не поможет.
– Я знаю, откуда берутся эти деньги, Поль. В магазине что-то не так. Я обратил внимание. Те же самые товары, те же самые цены, а вот деньги... деньги совсем не те. Значит, из-за этой дряни ей приходится их красть. Красть у собственного отца!
– Увы, Гас, став наркоманами, они готовы пойти на все, что угодно, лишь бы добыть себе дозу.
Старик отвернулся от окна. Его лицо блестело от слез.
– Что мне теперь делать, Поль, скажи! Это ведь моя вина. Все последнее время я непрерывно думал только о Генри, и ни о чем другом. А думать надо было не о мертвом сыне, а о живой дочери... – Его голос вдруг задрожал. – Что же мне теперь делать, Поль?
– Что делать? Знаешь, Гас, мне бы очень не хотелось идти обычным путем: обращаться к местным властям, ставить на учет, под расписку помещать Тину в клинику... Нет, нет, мы поступим иначе. Тут неподалеку, милях в пятнадцати отсюда, есть один лечебный санаторий. Директором там доктор Фольц. Я его хорошо знаю. Тину там быстро поставят на ноги. Но стоить это, Гас, будет немало.
– Что такое деньги по сравнению с родной дочерью, Поль?
– Боюсь, добровольно она вряд ли захочет пойти на это, поэтому, как только узнает о наших планах, скорее всего, тут же постарается убежать из дома. И тогда одному только Богу известно, где ее можно будет найти и кем она к тому времени станет. Они все никогда не говорят о своих источниках до тех пор, пока полностью не отойдут от нервного срыва. Так будет и с Тиной. Рано или поздно она конечно же тоже заговорит, после чего будет ликвидирована еще одна небольшая группа наркодельцов. Но пока власти будут ими заниматься, на рынке тут же появятся две другие...
– Ну уж нет! Она моя дочь! Я прихвачу с собой ремень для порки и заставлю ее говорить, не сомневайся!
– Гас, не горячись, успокойся. Даже если ты ее выпорешь, что само по себе, черт побери, не только глупо, но и бессмысленно, это ровным счетом ничего не даст. Нет, мы постараемся сделать все как можно тише, не поднимая шума.
Я дам знать об этом директору школы, и, может быть, им удастся найти тех парней и девочек, с которыми Тина обычно проводит время. Ну а затем свяжусь с лейтенантом Ровелем и попрошу его поплотнее заняться ее новыми друзьями.
– Нет, нет, Поль! Кто угодно, только не Ровель! Это же позор...
– Не беспокойся, я лично попрошу его не распространяться об этом.
– Как в разговоре с Бонни?
– Да, мне искренне жаль, что такое случилось... Кстати, я хотел бы с ней поговорить, Гас.
– Похоже, все катится в тартарары, Поль.
– Значит, надо все как можно быстрее поправить. Гас... А пока проследи за тем, чтобы Тина не выходила из дому. Я сейчас позвоню доктору Фольцу и узнаю, может ли он кого-то за ней прислать или мне придется доставить ее туда самому...
– Только не из магазина.
– Само собой разумеется. Я сделаю звонок из автомата на углу улицы.
Выйдя из дома, Поль торопливо прошел по улице до угла, вошел в кабинку телефона-автомата, плотно прикрыл за собой дверь и набрал номер доктора Фольца.
– Доктор Фольц?.. Доброе утро... Это Поль Дармонд. У меня для тебя есть пациент.
– Интересно, кто и по какому поводу на этот раз, Поль?
– Наркотики. Еще совсем ребенок. Семнадцатилетняя девушка. Дочка одного из моих добрых друзей. В смысле оплаты готов за него полностью поручиться...
– Об этом можно даже не говорить, Поль. Мы с тобой слишком давно друг друга знаем... Она сама хочет?
– Точно пока не знаю, хотя сильно сомневаюсь. Заметил это всего несколько минут назад.
– Как она выглядит с физической точки зрения?
– Мягко говоря, хреново. Худющая, как макаронина. Обычно все зовут ее Тиной, хотя ее полное имя Кристина Варак. Отец Тины – владелец большого бакалейного магазина на Симпсон-стрит.
– В последнее время у нас таких появляется все больше и больше, Поль. Соответственно, моему персоналу приходится все труднее и труднее. Не говоря уж о том, что в течение первой недели они все по крайней мере один раз пытаются покончить жизнь самоубийством... Можешь сам привезти ее сюда как можно быстрее?
– Думаю, да, смогу. Во всяком случае, постараюсь.
– Тогда вместе с ней прихвати кого-нибудь еще, кто во время поездки смог бы держать ее под контролем. Только кого-нибудь покрепче. Наши пациенты обычно выглядят хрупкими, но на самом деле их внешность обманчива. В том состоянии ломки, в котором они находятся с самого первого дня «голодания», от них можно ожидать чего угодно. Причем, как правило, совершенно непредсказуемых поступков. Так что учти: если она хоть что-нибудь заподозрит, то, скорее всего, тут же попытается, как мы говорим, «взять инициативу в свои собственные руки». Надеюсь, Поль, тебе ясно, что я имею в виду?
– Да, конечно... Слушай, сколько ей придется у вас пробыть? Примерно, конечно. Мне хотелось бы предупредить ее отца.
– Это зависит от степени ее привыкания и от того, насколько она истощена наркотиками. Скажи ему, где-то около двух месяцев. Плюс-минус, естественно. Если ему захочется прямо сейчас узнать, сколько это будет стоить, передай – приблизительно тысячу двести долларов. Это включая практически все, что может потребоваться. Никаких визитов в течение, как минимум, первых двух недель. Я отправлю ему официальный бланк, который ему надлежит должным образом заполнить, подписать и вернуть мне назад... Что?.. Нет, нет, прости, но тебе я его не могу дать. Только лично ему и только по почте.
Когда Поль вернулся, чтобы сообщить все, что узнал, Гас неподвижно сидел на кухне. Передав все, что счел нужным, Поль сказал:
– Мне хотелось бы покончить со всем этим как можно быстрее, Гас. Но доктор требует, чтобы она была там не одна. Сможешь прямо сейчас поехать туда сам?
– Я? Нет, нет, Поль, мне не хочется все это видеть собственными глазами, Поль... Я... я просто боюсь...