Он позволял мне допускать с ним маленькие фривольности. Например, говорить с ним чуть ли не на равных. Совсем как если бы кто-то очень богатый, развлекаясь, сделал собственного слугу своим близким другом. Я тоже был одним из дворецких его разбросанного хозяйства, одним из менеджеров, устроителей его многотрудных дел, одним из, так сказать, «улаживателей» серьезных проблем. Все, что от меня требовалось, – это придумывать хитроумные схемы, позволяющие его хозяйству работать гладко, без серьезных перебоев. И не отвлекать хозяина от главных вопросов. Иными словами, я обеспечивал в его мире должный покой и порядок. И делал это очень, очень хорошо, Каролина, можешь мне поверить.
Сам он мог быть где угодно – в Лас-Вегасе, Акапулько, Майами, Нью-Йорке, Москве, Лондоне, Париже, – но его дело процветало.
Меня, Каролина, все называли Судьей. Я выработал особую прокурорскую манеру поведения и дополнил ее некоторыми, позаимствованными у хозяина элементами силового давления. Ты бы меня не узнала. Я стал совершенно другим человеком, Каролина.
Впрочем, со временем мы с ним заметно перепрофилировались. За последние восемь лет у него, что совсем не удивительно, появилось явное пристрастие к легитимному инвестированию, так что теперь я владею соответствующими пакетами акций восьми его абсолютно законных корпораций, сети мотелей, двух крупных пригородных торговых центров, курортного отеля, небольшой сети винных магазинов, жилых домов и других предприятий...
Но основная часть наших доходов, тем не менее, по-прежнему продолжает поступать от незаконных или, скажем, не совсем законных видов деятельности – наркотиков, проституции во всех ее допустимых и не совсем допустимых видах, азартных игр... Классическая триада! Продажа удовольствий оптом и в розницу. Просыпаясь по утрам, Каролина, я частенько сам себе говорю, что я уже стар, что у меня больше нет сил, что, продавая дерьмо, незаметно я и сам превратился в него... Однако ко мне тут же приходит спасительная мысль, что именно сегодня я могу в очередной раз наглядно проявить и мой острый ум, и мои незаурядные менеджерские способности и буду иметь неограниченную возможность, никого не спрашивая, использовать данную мне власть и получать от этого огромное удовольствие. Я здесь закон, только я, и никто иной!
Ты ведь сама видела эту «трещинку» во мне, Каролина, не правда ли? Трещинку, которая в конце концов и сделала наши отношения невозможными. Он тоже ее заметил и не преминул тут же использовать в своих интересах. Причем на редкость успешно".
Томас Артур Каршнер медленно встал с постели – совсем как пухлый розовощекий ребенок в светло-голубой полосатой пижаме. Стоя перед овальным зеркалом в ванной комнате, сначала тщательно сбрил с розовых щек жидковатую белую щетину, затем наполнил ванну горячей водой и с удовольствием погрузил в нее свое изношенное тело с дряблыми, уже заметно обвисшими мышцами... Минут через десять с силой растер себя махровым полотенцем, аккуратно причесал седые волосы, надел белоснежное нижнее белье из чистого нейлона, черные шелковые носки, темно-коричневые кожаные туфли ручной работы, кремовую французскую рубашку из тончайшего льняного полотна, застегнул отвороты рукавов сапфировыми запонками и в довершение всего модным тонким узлом завязал темно-малиновый галстук... После этого, выдвинув верхний ящик письменного стола, достал оттуда бумажник из крокодиловой кожи, небольшую кучку мелких разменных монет, авторучку с золотым пером, золотой брелок с ключами и аккуратно, не торопясь, рассовал их по карманам.
Полностью вооружившись таким образом для рабочего дня, Артур позвонил по внутреннему телефону в бюро обслуживания. Звонков было всего два. Он аккуратно записал номера звонивших в блокнот, разъединился, затем снял трубку городского телефона и задумался. По первому из записанных им номеров не стоило звонить из дома. Современная электроника сделала телефонные разговоры далеко не безопасными. Впрочем, относительно долго продержав указательный палец левой руки в прорези первой цифры, Артур все-таки решился и набрал весь номер. Женский голос ответил ему практически сразу, после первого же гудка.
– Это Каршнер, – произнес он.
– Да-да, конечно, одну секундочку.
Затем в трубке послышался мужской голос:
– Судья, мне надо срочно с вами повидаться.
– Вот как? Даже срочно? Интересно, очень интересно... Что ж, если вам так не терпится, то... где-то минут через сорок я буду заканчивать завтракать в ресторане «Уолтон Грилль». Последняя кабинка на левой стороне. Могу уделить вам целых пять минут.
Внутри кабинка была обшита темно-коричневыми панелями, а столик накрыт белоснежной скатертью. Стенки между кабинками были довольно низкими. Молоденькая и весьма симпатичная официантка налила ему вторую чашку дымящегося кофе.
– Благодарю, дорогуша, – сказал Каршнер, промокая лоснящиеся губы толстой бордовой салфеткой.
Когда она, благодарно поклонившись, выходила из кабинки, он заметил Бранко, торопливо шагающего по проходу между столиками. Он был в отвратительной, навевающей уныние темно-серой рубашке. Говорить с ним Артуру совсем не хотелось, впрочем, как и вообще иметь какие-либо дела с силовым сегментом Организации. Много мышц и револьверов, но, увы, мало ума или хотя бы элементарного умения вести себя в приличном обществе... Но при этом верхняя часть лица темноволосого Бранко – ирония судьбы, да и только – выглядела не просто красивой, но в каком-то смысле даже благородной! Только верхняя, с нижней все обстояло совершенно иначе: сильно скошенный вниз дегенеративный подбородок, непропорционально крупные желтые зубы... Ну а уж о его омерзительных плебейских рубашках и говорить нечего!
Войдя в кабинку, Бранко присел на стул, подчеркнуто жизнерадостно произнес:
– Доброе утро. Судья. Рад вас видеть в добром здравии.
– Бранко, никогда не звоните мне домой. Слышите, никогда! Мне это совершенно не нравится, поэтому уж постарайтесь меня не расстраивать... Ну и кто эта женщина?
– Не стоит париться понапрасну, Судья. С ней все в порядке. Вполне нормальная девчонка.
– Вы что, не поняли? Никогда не звоните мне домой, никогда! Надеюсь, вам ясно?
– Я позвонил только потому, что у меня оказалось вот это. Поступило сегодня утром вместе с последней оплатой. Вот, взгляните сами.
Каршнер неторопливо развернул сложенный лист бумаги. Прекрасно понимая, что Бранко внимательно наблюдает за выражением его лица, он постарался не менять его, пока читал то, что там было написано.
– А знаете, Бранко, этот молодой человек выражает свои мысли на редкость точно и грамотно. Думаю, вам совсем не помешало бы кое-чему у него поучиться...
– Судья, я полагал, мне следует немедленно вам сообщать о любой мелочи, даже самой невинной, которая может как-то нарушить нашу действующую схему...
– Да, весьма благоразумный молодой человек, – как ни в чем не бывало продолжил Каршнер, будто никто его и не перебивал. – Хотя его вчерашняя попытка помочь этой несчастной девушке – это бесконечная глупость. Совершенно лишенный здравого смысла поступок. Жаль, искренне жаль, что он оказался способен на такие ошибки... Я серьезно задумался об этом, как только он начал настаивать на слишком уж мелодраматическом подходе к вербовке его потенциального сообщника. Хотя, должен признаться, до сих пор он работал весьма эффективно.