– Вы можете что-либо с этим сделать, Судья?
Каршнер, не отвечая, поджег уголок записки, а когда она разгорелась, положил ее в стеклянную пепельницу. Затем тупым концом вилки неторопливо разметал оставшийся пепел.
– Хорошо, будем считать, вы своевременно меня проинформировали, Бранко.
– Да, но что вы собираетесь с этим делать, сэр?
– Что я собираюсь делать?.. Жаль, конечно, что один из конечных пользователей оказался членом той же самой семьи. Это может привлечь к нам совсем не нужное внимание. И в этом, должен заметить, наш способный молодой человек совершенно прав. Вместе с тем предлагаемое им решение, к сожалению, так же далеко от истины и так же ошибочно, как и его способ использования мясника из магазина старины Гаса.
– Простите, Судья, но мне не совсем понятно...
– Его действия ставят под угрозу всю нашу операцию. Думаю, со временем нам придется радикально пересмотреть всю систему оптового сбыта продукции и найти принципиально новые методы.
– Да, конечно же, Судья, конечно. Но что именно вы собираетесь сделать сейчас?
– Сейчас? Прямо сейчас, Бранко?.. Хорошо, тогда слушайте... Если эту бедную девочку вылечат, она, рано или поздно, сообщит кому надо о молодом человеке, который снабжал ее «товаром». А также о других источниках, которые нас, впрочем, не очень-то интересуют... Зато вот этот молодой человек нас очень даже интересует... После того как она раскается и заговорит, он станет объектом самого пристального внимания совершенно не нужных ни нам, ни нашему делу людей, Бранко! Надеюсь, я достаточно понятно изъясняюсь?
Бранко, выдержав небольшую паузу, несколько раз кивнул.
– Да, вполне. Мне все понятно, Судья. Ему не следовало бы доставать ей дозу, это уж точно.
– Правильно. Поступая таким образом, он, сам того не понимая, снижает для нас свою ценность как работника и лишает собственное предложение практического смысла, вот так... Значит, теперь нам придется действовать более целенаправленно и решительно. То есть, как ни жаль, передать окончательное решение вопроса в руки Джилермо.
Бранко посмотрел на него в упор:
– Послушайте, Судья, но ведь, как говорится в записке, ей всего семнадцать...
– Возможно, возможно, но не думаю, чтобы это хоть когда-либо останавливало нашего уважаемого Джилермо.
Полагаю, вам надо срочно с ним связаться, Бранко. Эту девушку необходимо немедленно нейтрализовать. Передайте ему, что наилучшим выходом из создавшегося положения было бы передать ее какому-нибудь из наших наиболее удаленных отсюда отделений. Причем чем дальше, тем лучше. Норфолк, Мемфис, Джэксонвилл, не важно... И пусть не забудет сделать так, чтобы она оставила на видном месте прощальную записку. Простую, незамысловатую, что-то вроде: «Не ищите меня». Или, скажем: «Не пытайтесь меня искать». Ну а что делать дальше – Джилермо и сам знает. Да, и пусть эта прощальная записка будет отправлена из какой-нибудь богом забытой деревушки. Пусть сначала ее поищут...
– Но она очень молода, совсем еще девочка...
– Знаете, Бранко, мягкость вашего огромного сердца меня, признаться, просто умиляет. Или, может быть, вам ненавистна мысль о возможности потерять еще одного из наших активных клиентов?
– Нет, конечно же нет, но сначала лучше все проверить и перепроверить, прежде чем отдавать окончательный приказ. Разве вы сами, Судья, не учили нас этому?
Каршнер так долго молча смотрел на Бранко, что тот, не выдержав его взгляда, робко произнес:
– Вообще-то я имел в виду, что мы могли бы найти какой-нибудь другой способ...
– Бранко, у вас самого далеко не все хорошо получается. Этот никому не нужный телефонный звонок. И эта никому не известная женщина. Ваша всем очевидная нервозность. Все перечисленное невольно вынуждает нас задуматься, а можно ли вам доверять.
– Судья, я ведь только...
– Передайте это Джилермо сегодня же. Пока все.
Бранко тут же поднялся. Каршнер проводил его долгим взглядом, после чего жестом попросил официантку принести ему еще чашечку кофе. Затем откусил тупой кончик первой в это утро гаванской сигары, раскурил ее и задумался над тем, что за девушка эта семнадцатилетняя Тина Варак, но усилием воли заставил себя отбросить эту мысль.
Ее следует рассматривать просто как внезапно возникшее обстоятельство, не более того. Ну а от этого оказавшегося слишком уж прытким молодого человека Верна Локтера в случае чего можно без проблем избавиться. Даже если его заберут в полицию, он в любом случае не способен сказать там того, что впоследствии можно использовать как свидетельские показания против тех, кто находится на более высоких уровнях Организации. Локтер, конечно, может утопить нескольких розничных торговцев, но ведь найти новых не составит труда – их всегда было хоть пруд пруди. Старый и вечный как мир экономический принцип: спрос рождает предложение. А люди Джилермо поступят с этой девочкой как надо. Будут строго дозированно использовать наркотик как приманку и постепенно приучат ее к тому, что требуется хозяину...
Каршнер закончил третью чашку крепкого ароматного кофе и не без сожаления подумал, что ему следовало бы самому встретиться с Джилермо, а не поручать это Бранко. Тогда во время разговора с ним можно было бы намекнуть, что небольшая дружеская услуга с его стороны была бы по достоинству оценена. Ведь прошло уже много времени. Намного больше, чем когда-либо раньше.
Оставалась, конечно, небольшая проблема, как напрямую связаться с Локтером. Странный, надо признаться, молодой человек. Иногда производит впечатление блестящего лезвия острого ножа. Порочный молодой человек. И, безусловно, весьма опасный. Слишком любит интригу ради самой интриги. Ему следует как можно скорее передать, чтобы он немедленно прекратил заниматься этой юной девицей и что его затея со снабжением ее дозой чудовищно глупа! Если такого рода зацепка вдруг дойдет до лейтенанта с клоунским лицом, тот будет бесконечно рад поговорить с автором этой идеи. И очень подробно...
Ему невольно вспомнилась его последняя встреча с Ровелем, когда тот зажал его в угол вестибюля отеля. За телефонными будками, где практически никто не мог их увидеть.
– Давай, давай, задирай лапки вверх, Судья.
– Уберите от меня ваши руки! Вы не имеете...
– Да будет тебе, Судья, угомонись. Не трать понапрасну силы. Они тебе еще пригодятся, – не обращая ни малейшего внимания на его протесты, спокойно протянул тогда Ровель, а затем, не скрывая собственной радости, превратил видимость неизвестно для чего проводящегося личного обыска в жестокую и откровенно унизительную издевку: острый локоть под подбородок, чтобы громко клацнули зубы, жесткое колено в бедро, чтобы Каршнер охнул от боли, а вместо обычного похлопывания по карманам неожиданный удар по почкам, да такой силы, что шляпа слетела с его головы на пыльный пол, а глаза наполнились слезами...
– Какое вы имеете право?!
– Имею, Судья, имею. Думаешь, ты можешь рассчитывать на особое отношение? Считаешь, что ты чем-то отличаешься от любого мелкого говнюка в вашей гребаной Организации? Ошибаешься, Судья, ой как ошибаешься! Лично для меня ты точно такой же подонок, как и они... Кстати, почему бы тебе не подать на меня в суд? Скажем, «за жестокое обращение полицейского офицера с достопочтенным и, главное, законопослушным гражданином». И почему ты даже не думаешь мне угрожать? Почему не скажешь: «Ты завтра же распрощаешься со своим полицейским жетоном». Ведь обычно такие, как ты, говорят именно это, разве нет?.. Ну, коли тебе не хочется, тогда, Судья, поднимай свою шляпу с грязного пола и проваливай. Да побыстрее, пока я не передумал!
Нагнувшись и стараясь не смотреть в сторону Ровеля, Каршнер дрожащими руками поднял шляпу, слегка обтер ее о рукав пиджака, водрузил на голову и пошел вниз по лестнице к боковому выходу из отеля. Вслед ему доносился громкий издевательский хохот лейтенанта с лицом совершенно несмешного клоуна... Этот инцидент живо напомнил ему далекие школьные годы, когда на заднем дворе школы ребята загоняли его в круг и с веселым ржанием пихали туда-сюда до тех пор, пока он, плача от боли, обиды и унижения, не падал на грязный асфальт.