– Мне казалось, я настоятельно рекомендовал тебе не показываться вечерами на моих улицах, Бонни, разве нет? – слегка высунувшись из окна автомобиля, спросил Ровель. Тон у лейтенанта был издевательский, и его все боялись больше, чем гневного крика.
Бонни автоматически сделала еще два шага, затем остановилась и повернулась к машине, закрыв ладонью глаза от слепящих фар.
– Подойди-ка сюда, Бонни.
Чуть поколебавшись, она сделала несколько шагов по направлению к машине. В ожидании чего-то страшного, что неизбежно сулила встреча с этим чудовищем, внутри ее все похолодело.
– Ну, как жизнь, Бонни? Прекрасна, как сказка? Небось уже успела пропустить несколько стаканчиков?
– Нет.
– Что ты здесь делаешь? Ищешь приключений?
– Нет.
– Значит, пришла сюда все по тому же известному делу?
– Я не понимаю, что вы имеете в виду.
– Ну, с чего это вдруг ты вздумала изображать из себя эдакого невинного ребенка? Давай-ка лучше попроще и почестнее... Так, что ты задумала на этот раз?
– Я не понимаю, что вы имеете в виду.
– О, говоришь совсем как взрослая леди. Интересно, откуда это у тебя?.. Ну и куда это мы направляемся? Да еще в такой поздний час...
Она с огромным трудом удержалась от слов, которые ему так хотелось от нее услышать и на которые он ее провоцировал.
– Я иду к Полю Дармонду, лейтенант. Мне надо с ним срочно поговорить.
– Ну не мило ли? Ей, видите ли, надо срочно поговорить с нашим Пастором... Дай-ка мне твою сумочку, детка.
– Зачем?
– Давай ее сюда, да побыстрее. Пока еще я делаю все по-хорошему. Надеюсь, ты не хочешь, чтобы я передумал?
Не дожидаясь возможных последствий, Бонни послушно протянула ему сумочку... До нее донесся слабый металлический щелчок открываемой застежки, затем, через минуту, снова закрываемой. Левая передняя дверца машины открылась.
– Теперь подойди сюда.
Она сделала еще два нерешительных шага вперед и остановилась. Инстинктивно закрыв глаза, как будто боялась увидеть что-то очень страшное. Опытные руки Ровеля со знанием дела ощупали ее всю, от плеч до щиколоток.
– Там, на побережье, тебя когда-нибудь брали с ножом?
– Почему бы вам не спросить у них самих?
– Я спрашиваю тебя, золотце.
– Нет.
Он небрежно выбросил ей сумочку. Бонни подняла ее и быстро сделала шаг назад, намереваясь как можно быстрее отсюда уйти.
– Разве я разрешил тебе идти?
– Нет, не разрешали.
– Подойди сюда.
Она снова приблизилась к машине. Остановилась. Секунд десять – пятнадцать напряженно, не зная, чего ожидать дальше, слушала мягкое урчание мотора и едва различимое дыхание лейтенанта.
– А вот теперь, детка, ты на самом деле можешь идти. Только не забывай моих слов. Ни одного. Я ведь всегда рядом.
Бонни, стараясь не смотреть на Ровеля, не произнесла ни слова, повернулась и на ватных, неуверенных ногах пошла вперед. «Господи, слава тебе господи!» – бормотала она про себя. Затем, вспомнив, о чем ее предупреждал Поль, остановилась у уличного фонаря, непослушными ледяными пальцами открыла сумочку и внимательно проверила ее содержимое... Нет, в ней ничего не изменилось: ничего не пропало и ничего такого не появилось.
В этой части района массивные дома стояли совсем близко от внутренней кромки тротуара. Бонни знала, что Поль жил именно в этом квартале, но из-за темноты не могла рассмотреть номера домов... Но вот на первом этаже одного из них она вдруг увидела старомодное окно эркера с желтоватыми кружевными занавесками, а за ними... его. Он стоял посреди комнаты, в белой рубашке с короткими рукавами. Она быстро поднялась по ступенькам крыльца, вошла внутрь и постучала в первую дверь на левой стороне. Поль открыл почти сразу же.
– Бонни!
– Поль, я... я...
Ее зубы застучали. Он мягко втянул ее в комнату и закрыл дверь, протянув руку над ее плечом, после чего той же рукой прижал к своей груди. Какое-то время она так и стояла, чувствуя его острый подбородок у виска и... продолжая дрожать.
Когда дрожь унялась, Поль отпустил ее, тогда она наконец посмотрела на него, попробовала улыбнуться и произнесла:
– Прости.
– Что случилось, Бонни?
– Меня на улице остановил Ровель. Совсем рядом с твоим домом.
– Но зачем же тебе надо было идти пешком? Да еще в такое время... Ведь могла бы просто позвонить или, допустим, вызвать такси.
– Я не хотела, чтобы хоть кто-нибудь из них знал, куда я пошла. Поэтому постаралась уйти незаметно.
– Чтобы Ровель... Вот черт! Да, Бонни, если не повезет, так уж не повезет...
– Наверное, это расплата за мои грехи. Так и должно быть.
– Господи, да что же это со мной? Совсем потерял голову. Садись, садись, пожалуйста. Хочешь что-нибудь выпить?
– Нет, Поль, спасибо.
Она села на кушетку и обвела глазами комнату. Типичная временная обитель одинокого мужчины. Книги, одна большая фотография какой-то девушки и больше ничего.
– Это твоя жена, Поль?
Он бросил быстрый взгляд на портрет.
– Эта фотография ей не нравилась. Как вообще все собственные снимки. Эту я заставил ее сделать чуть ли не силой.
– Она была очень милой.
Увидев, что Бонни вынула из сумочки пачку сигарет, он подошел к ней с зажженной зажигалкой:
– О чем ты хотела со мной поговорить?
– Однажды ты... дал мне полезный совет. Но чтобы он окончательно дошел до меня, потребовалось время. Знаешь, трудно все-таки долго-долго заниматься только самой собой, а потом вот так сразу понять, что тобой руководят исключительно жалость к себе и чувство вины. Когда же я, наконец, огляделась вокруг, то ощущение оказалось далеко не лучшим. Может, даже просто ужасным. Особенно когда увидела то, чего совсем не замечала раньше. Когда жила вроде как зомби.
Поль сел на стул напротив нее, поставил локти на колени и чуть наклонился вперед.
– Значит, ты что-то заметила, о чем, по-твоему, мне обязательно надо знать тоже? – спокойно, не выражая никакого удивления и не повышая голоса, спросил он.
– Да, Поль, обязательно. Две вещи. Одну из них я заметила, потому что начала смотреть вокруг себя. Вторая попалась мне на глаза случайно, но это ничего не меняет. Обе страшные.
– И в одной из них замешан Верн Локтер?
– Да, конечно, замешан. Он... он совратил Яну.
– Ничего себе! – От удивления Поль даже присвистнул. – Это твоя догадка или...
– Или. Я заставила ее признаться в этом. Яна слишком молода для Гаса. И естественно, очень одинока, уязвима и... ей хочется мужской ласки. Думаю, она не очень-то ему и сопротивлялась. Ну а сейчас Яна бунтует, старается всячески оправдать свой поступок, потому что в глубине души твердо знает: никакие сожаления или решение прекратить это ничего хорошего ей все равно не принесут. Если он захочет ее снова, сделать это будет ему так же легко, как, скажем, включить свет в своей комнате... Яна единственная, кто знает, что я пошла к тебе именно для того, чтобы рассказать об этом и попросить помощи. Собственно, она-то и дала мне твой адрес. Яна согласна с тем, что наилучшим выходом для всех было бы как можно скорее перевести Верна куда-нибудь в другое место. Ты ведь сможешь это устроить, Поль?
– Честно говоря, не знаю... Он уже полностью освобожден и вышел из-под моей власти.
– Поль, у Гаса очень ранимое самолюбие и чувство гордости. Боюсь, в гневе он способен на самое страшное.
– Знаю, Бонни... Да, ситуация, мягко говоря, не из простых. Хотя мне не совсем понятно, с чего бы это Верну идти на такой риск. Он ведь совсем не из таких. Намного умнее.
Поль встал и задумчиво зашагал по комнате, постукивая до сих пор не зажженной сигаретой о ноготь большого пальца левой руки.
– Лично мне сейчас в голову приходит только один способ, как решить эту проблему без кровопролития. Хотя не могу сказать, что он мне очень нравится... Надо поговорить с Верном, несмотря на то, что мои неоднократные разговоры с ним никогда ни к чему толковому не приводили. Он соглашался со всем, что я ему говорил, но у меня всегда оставалось такое ощущение, будто он думает совсем о другом и в глубине души даже посмеивается надо мной. Правда, сейчас другое дело. Может, сообразив, что я знаю о его дурных намерениях, испугается и откажется от задуманного? И вдруг сработает?