Внутри зажегся свет, и через секунду я увидел, как на стеклянной двери отодвинули занавеску.
— Кто там? — раздался голос.
— Береговая служба газа и электричества. У нас на главной станции произошел взрыв. Перекройте у себя газ.
— Что? — спросили из-за двери.
— Главная станция взорвалась. Мы из насоса ее не можем потушить. Если почувствуете запах газа, поезжайте к Национальному караульному арсеналу. В любом случае, спичек не зажигайте, — сказал я и пошел прочь, как будто направился к следующему дому.
Но вместо этого я срезал угол по свободной площадке за грудой древесностружечных плит, сделал крюк через овраг, где густо росли сосны, и вышел к двухквартирному дому сзади. У меня было подозрение, что Мерфи стоял у окна до тех пор, пока не оставил попыток разглядеть меня сквозь дождь и тьму, а после этого пошел к телефону. Я оказался прав. Пока выжидал под окном, услышал, как он набирает номер, потом повисла пауза, и трубку с треском кинули на рычаг. Пригнувшись, я быстро пробежал вдоль стены к переднему крыльцу, стараясь не запачкать ствол ружья грязью. На углу остановился послушать. Он отодвинул запор и приоткрыл дверь на цепочку.
Давай, у тебя прекрасная возможность доказать, что в штанах еще есть cojones, подумал я. Большие мальчики не держат их в штанах. Тебе дали хорошего пинка из Французского легиона, в заливе Свиней ты ползал в ногах у младшего сержанта, а кусками тел сандинистских фермеров увешивал деревья, как елочными игрушками. Что хорошего в жизни, если у тебя никогда не было желания рисковать?
Потом до моего слуха донеслось, как он снял дверную цепочку и отпустил ее свободно болтаться. Я поднял ружье перед собой, крепко вжавшись в побеленную стену. Он шагнул под косой дождь, круглый белый живот выглядывал из незастегнутой пижамы. В одной руке — фонарик, в другой — синий двухдюймовый револьвер 38-го калибра.
Я щелкнул предохранителем и, выйдя из-за угла, одним движением прицелился, подняв ствол двенадцатого калибра до уровня его головы.
— Брось пушку! Не раздумывая! Выполнять! — выпалил я.
Он дрожал, лицо в свете фонарика казалось куском застывшего воска. Но в глазах, я видел, напряженно работала мысль.
— Я разрежу тебя пополам, Мерфи.
— Догадываюсь, что тебе очень хотелось бы этого, лейтенант, — проговорил он, сгибая колени, будто собрался встать на них, и кладя револьвер на крыльцо.
Я втолкнул его внутрь, включил свет и ногой захлопнул за собой дверь.
— Лицом на пол, руки в стороны, — приказал я.
— Разве нам нужен весь этот балаган? — сказал он, оглядывая меня при свете. — Хорошо, спорить не буду. Но здесь больше никого нет. Похоже, ты сегодня победитель.
Интерьер дома напоминал номер мотеля. В одном окне жужжал встроенный кондиционер, из которого на ворсистый ковер капала вода; обои покрашены роликом в бледно-зеленый цвет; мебель была или пластиковая, или из ДСП; в воздухе пахло химическим ароматизатором. Я быстро осмотрел спальню, ванную, маленькую кухню и столовую.
— Здесь все чисто, — сказал он. Ему пришлось повернуть голову на бок, прижавшись щекой к коврику, чтобы говорить. Розовые складки жира на пояснице были покрыты седоватыми волосами. — Никаких женщин, никаких пушек, никаких секретов. Немного разочарован, наверное, лейтенант?
— Снимай рубашку и сядь на стул.
— Ладно, — ответил он, и улыбка мелькнула в уголках его губ.
— Я тебя чем-то насмешил?
— Не ты. Твоя позиция. Я тебе уже как-то говорил, что у тебя много общего с пуританами. В какой-то момент своей карьеры тебе необходимо было понять, что никого такие вещи не заботят. О да, все говорят, что серьезно обеспокоены. Но на самом деле — ничего подобного, и, по-моему, ты это и сам знаешь.
Он кинул пижамную куртку на подлокотник мягкого стула и сел. У него была бледная впалая грудь, круглый живот выпирал прямо под грудной клеткой.
— Покажи, — сказал я.
Он, пожав плечами, вывернул локти, и я увидел сплошной серый рубец вдоль вен. Следы были так часты, как будто по руке прошелся бритвой цирюльник.
— Слышал, что ты только по две дозы в день принимаешь. Но, похоже, ты законченный парк, — проговорил я.
— А тебе что, от этого легче?
Улыбка сбежала с его лица, в глазах мелькнули презрение, цинизм, вспыхнула злость.
— Если бы я имел какие-то чувства к тебе, то прикончил бы еще на крыльце.
— А мы думали, ты профессионал.
— Надеюсь, ты сегодня вечером хорошо принял. Начинается длительное воздержание. Интересно, что будет денька через два, которые ты проведешь взаперти.
— Уже дрожу от страха. Видишь, на лице холодный пот выступил. О боже, что же мне делать?
В эту секунду в груди у меня шевельнулась настоящая ненависть.
— Если мой брат умрет, а ты каким-то образом выберешься на улицу, тебе только молиться останется, — процедил я.
— Твой брат?
Я внимательно посмотрел на него.
— Он еще жив, и он видел парня, которого ты подослал это сделать, — добавил я.
— Думаешь, мы пытались убить твоего брата?
Глаза у него сверкнули, ладони сжали подлокотники стула.
— Так вот из-за чего вся заварушка! Кто-то подстрелил твоего брата, а ты решил, что за этим мы стоим? — воскликнул он, вытаращив глаза, и поджал губы.
Потом стал расплываться в улыбке, но, взглянув мне в лицо, мгновенно перестал.
— Извиняюсь за свои слова. Но это были не мы, — сказал он. — Зачем нам было твоего брата трогать?
— Он похож на меня, как близнец.
— А, ну да, что-то слышал об этом. Но ты к нам несправедлив. Мы таких ошибок не допускаем, по крайней мере, это не в наших правилах. На самом деле, мы тебя вычеркнули, думали, что ты сейчас занят личными проблемами.
— Ложись на пол.
— Что теперь будем делать, лейтенант?
— Ты отлично гармонируешь с ковром.
Отрезав шнур от лампы, я связал ему руки за спиной, приподнял его голые ноги и обвязал концом провода лодыжки. Потом вытряхнул содержимое всех ящиков на пол, пересмотрел всю одежду в шкафах, свалил грудой все его чемоданы на кровать, заглянул в почтовый ящик, внимательно просмотрел его бумажник и вывалил мусор из ведра на кухонный стол. Но в квартире не было ничего, что говорило бы о его жизни в Билокси, Миссисипи. Ни коробки от спичек, ни использованного чека, ни расписки за кредитную карточку, ни неоплаченного счета, из чего стало бы ясно, что он не всегда жил в этом доме. Почти все в квартире было куплено буквально вчера в ближайшем супермаркете. Исключением была лишь упаковка презервативов, лежавшая в ящике ночного столика, да его принадлежности — стерильный шприц, две сверкающие иглы, ложка с изогнутой ручкой, обмотанной изолентой, и три пакетика героина высокого качества, любовно сложенные в кожаную сумочку на молнии с бархатной окантовкой.
— Ну и ну, а мы действительно любим копаться в чужом грязном белье, — заметил он. Он лежал на боку посреди ковра в гостиной. — Тебя это, похоже, даже немного возбуждает, как порнофильм? А твои тайные грешки не так уж страшны.
Я закрыл кожаную сумочку и в задумчивости постучал по ней пальцами.
— Что делать, что делать, думает он, — опять заговорил Мерфи. — Может, монетку кинуть среди местных, кто отымеет старого развратника-наркомана, запертого в собственном доме. Но вот незадача — что говорить потом насчет вторжения с ружьем в чужое жилище? А может, поехать в Новый Орлеан? Но это уже похоже на похищение. Заботам нашего достопочтенного детектива нет конца. Нелегкое бремя — быть хорошим парнем, правда? Но есть же столько высоких образцов для подражания. Твоя маленькая собачка из Канзаса оказалась не так уж проницательна.
— Что?
— Мы ее вычислили. Дело на нее завели.
— Так, значит, ты из ЦРУ.
— Ты что, такой тупой, думаешь, правительство — это одна команда? Как работники американской лесной службы в своих костюмах серых медведей? Даже твоя девица, которой ты регулярно засаживаешь, и то больше знает. Спроси у нее. У нее было одно интересное приключение, когда она хипповала в стране Оз. Она была настолько бесшабашной, что путалась с каждым встречным, вот и залетела. А потом ре-шила как-то немножко прокатиться верхом на лошади, и скинула. Почти так же легко, как одежду с вешалки. Но к счастью для тебя, в Уичите работали хорошие доктора, они вытащили послед, не повредив матку.